Тексты по истории социологии XIX-XX вв. Хрестоматия

Обобщая эту мысль, можно выразить ее так, что в каждом человеке ceteris paribus индивидуальное и социальное стоят, так сказать, в неизменной пропорции, которая только изменяет свою форму: чем теснее круг, которому мы отдаемся, тем меньше мы имеем индивидуальной свободы; но зато этот круг сам представляет собою нечто индивидуальное, и именно потому, что он невелик, он отделяет себя от других резкими границами. Это обнаруживается очень ясно в социальном строе квакеров. Как целое, как религиозный принцип, отличающийся самым крайним индивидуализмом и субъективизмом, квакерство объединяет членов общины строем и образом жизни, в высшей степени единообразным, демократическим и по возможности исключающим все индивидуальные различия; но зато оно совер­шенно лишено понимания высшего государственного единства и его целей, так что индивидуальность меньшей группы исключает, с одной стороны, индивидуальность отдельных членов, с другой - принадлежность к большей группе. В частностях это проявляется следующим образом: в том, что является делом общины, в бого­служебных собраниях каждый может выступать и говорить как проповедник, что хочет и когда хочет; напротив, община ведет надзор за личными делами, например за заключением браков, так что последние не происходят без согласия комитета, назначенного для рассмотрения каждого данного случая. Следовательно, инди­видуальное допускается у них только в общественном, и они оказываются социаль­но, связанными в индивидуальном. И согласно этому: если расширяется круг, в котором мы действуем и к которому принадлежат наши интересы, то это дает больше простора для развития нашей индивидуальности; но в качестве частей этого целого мы обладаем меньшей своеобразностью, а целое как социальная группа является менее индивидуальным.

Если таким образом тенденции к индивидуализации, с одной стороны, и к не-дифференцированности - с другой, остаются одинаковыми настолько, что является относительно безразличным, проявляются ли они в чисто личной области или в сфере той социальной общности, к которой принадлежит личность, - то увели­чение индивидуализации или ее противоположности в одной области потребует их уменьшения и в другой. Таким образом, мы приходим к самой общей норме, кото­рая обнаруживается чаще всего при различии в размерах социальных групп, но об­наруживается, впрочем, и в других случаях. Так, например, мы замечаем у некото­рых народов, у которых сильно преобладает все экстравагантное, преувеличенное, импульсивно причудливое, рабскую приверженность к моде. Сумасбродство, совер­шенное одним, вызывает подражание у всех других. Наоборот, другие народы с более умеренным, устроенным на солдатский образец укладом жизни, который в целом далеко не так разнообразен, имеют, однако, гораздо более сильные индивидуалистические стремления и различаются друг от друга при своем одно­образном и простом образе жизни гораздо резче и отчетливее, чем первые со своим пестрым изменчивым жизненным складом. Так, с одной стороны, целое носит очень индивидуальный характер, но его части очень сходны между собой; с другой стороны, целое является более бесцветным, стоит по образованию своему дальше от всего крайнего, но его части сильно дифференцированы между собой. В настоящую минуту, однако, нам важно главным образом то коррелятивное отношение, которое стоит в связи с объемом социального круга и обыкновенно сочетает свободу группы со связанностью индивидуума; хорошим примером для этого является совместное существование коммунальной связанности с политичес­кой свободой, как это мы видим в русском устройстве доцарского периода. Особенно в эпоху нашествия монголов в России существовали в большом числе территориальные единицы, княжества, города, сельские общины, которые вовсе не были соединены между собой единообразной государственной связью, и таким образом каждое из них как целое пользовалось большой политической свободой; но зато прикрепленность индивидуума к коммунальной общине была наиболее тесной, так что не существовало вообще частной собственности на землю и только одна коммуна владела ею. Тесной замкнутости в круге общины, которая лишала индивидуума личного владения, а, конечно, нередко и права на личное перед-ижение, соответствовало отсутствие отношений, связывающих с более широким политическим кругом. Круги социальных интересов лежат концентрически вокруг нас- чем теснее они нас охватывают, тем они должны быть меньше. Но человек никогда не является чисто коллективистическим существом, точно так же, как он никогда не является существом чисто индивидуальным; поэтому здесь, конечно, идет дело только о большей или меньшей степени и лишь об отдельных сторонах и определениях существования, на которых развитие обнаруживается в переходе от преобладания одного к преобладанию другого. И это развитие может иметь стадии, на которых принадлежность одновременно как к меньшему, так и к боль­шему социальному кругу выражается в характерных последствиях. Если, таким образом, принадлежность к более тесному кругу в общем менее благоприятна поддержанию индивидуальности как таковой, чем ее принадлежность к возможно большей коллективности, то, с психологической точки зрения, следует, однако, заметить, что внутри очень большой культурной общины принадлежность к семье способствует индивидуализации. Отдельный человек не может оградить себя от совокупности; только при том условии, что он отдается одной частью своего абсолютного "я" нескольким другим и соединяется с ними, он может еще сохранить чувство индивидуальности и притом без чрезмерной замкнутости, без чувства горечи и отчуждения. Даже тогда, когда он расширяет свою личность и свои инте­ресы личностью и интересами целого ряда других людей, он противопоставляет себя остальному целому в лице, так сказать, более широкой массы. Правда, жизнь вне семьи, в более широком круге предоставляет индивидуальности более широкое поприще - в смысле чудачества и анормальности всякого рода; но для дифферен­циации, которая затем приносит пользу и самому обширному целому, которая является последствием силы, а не последствием отсутствия противодействия односторонним влечениям, - для нее принадлежность к более тесному кругу внутри более широкого часто оказывается полезной, нередко являясь, конечно, только подготовкой и переходом. Семья, значение которой является сначала политически реальным, а с ростом культуры становится все более и более психологически идеальным, предоставляет в качестве коллективного индивидуума своему члену, с одной стороны, преварительную дифференциацию, которая по крайней мере подготовляет его к дифференцированию в качестве абсолютной индивидуаль­ности, с другой стороны, защиту, благодаря которой эта последняя может развиваться, пока она не будет в состоянии противостоять самой обширной коллективности. Принадлежность к семье в более высоких культурах, где одновременно получают признание права индивидуальности и права самых широких кругов, представляет смешение того характерного значения, которое имеют тесная и более широкая социальные группы.