Противоречие между этим утверждением и тем, что было сказано выше о генезисе совести, на самом деле, не такое уж глубокое, и мы видим возможность дальнейшего его ослабления. Чтобы облегчить наше объяснение, давайте возьмем в качестве примера агрессивный инстинкт и допустим, что рассматриваемый отказ всегда есть отказ от агрессии. (Это, конечно, следует рассматривать лишь как временное утверждение.) Отказ от инстинкта действует на совесть таким образом, что каждый элемент агрессии, от удовлетворения которого субъект отказывается, принимается cynep-ego и усиливает агрессивность последнего (против ego). Это не очень хорошо гармонирует с точкой зрения, согласно которой первоначальная агрессивность совести является продлением строгости внешней власти и, таким образом, не имеет ничего общего с отказом. Но это несоответствие стирается, если мы обусловливаем другой источник этого первого проявления агрессивности со стороны cynep-ego. В значительной степени агрессивность должна быть развита у ребенка против власти, мешающей ему получить его первые и вместе с тем наиболее важные удовлетворения, какого бы типа ни были требуемые от него инстинктивные лишения; но он должен отказаться от удовлетворения этой мстительной агрессивности. Он находит выход из этой экономически сложной ситуации при помощи знакомых механизмов. Путем идентификации он помещает в себя неуязвимую власть. Власть сейчас же превращается в его cynep-ego и завладевает всей агрессивностью, которую ребенок хотел бы направить против него. Детское ego вынуждено довольствоваться печальной ролью авторитета - отца, который, таким образом, деградирует. Здесь, как столь часто бывает, реальная ситуация перевернута: "Если бы я был отцом, а ты был бы ребенком, я бы обращался с тобой плохо". Отношение между cynep-^go и ego - это возврат к искаженным желанием реальным отношениям между еще неразделенным ego и внешним объектом. Это тоже типично. Но основное различие состоит в том, что первоначальная строгость cynep-ego совсем или частично не представляет собой строгости, которую человек испытывал со стороны объекта или которую он приписывал ему; она, скорее, представляет собой агрессию человека по отношению к нему. Если это верно, мы должны честно признать, что сначала совесть возникает в результате подавления агрессивного импульса, и потом усиливается новыми подавлениями подобного рода. Какая из этих двух точек зрения верна? Первая, которая казалась неуязвимой в генетическом аспекте, или новая, столь благоприятно завершающая эту теорию? Ясно также и по результатам непосредственного наблюдения, что обе точки зрения оправданы. Они не противоречат друг другу, и даже совпадают в том, что детская мстительная агрессивность будет частично определяться карательной агрессивностью, которая ожидается со стороны отца. Однако опыт показывает, что строгость cynep-ego, которую ребенок проявляет, никак не соответствует строгости обращения с ним. Строгость первого кажется независимой от строгости последнего. Ребенок, который воспитывался снисходительно, может иметь очень строгую совесть. Но будет неверным преувеличивать эту независимость; нетрудно убедиться в том, что строгость воспитания оказывает также сильное влияние и на формирование детского cynep-ego. Это значит, что формирование cynep-ego, появление врожденных, органических факторов совести и влияние окружающей среды оказывают комбинированное воздействие. Это вовсе не удивительно, напротив, это универсальное этиологическое условие для всех процессов подобного рода. — 293 —
|