Один раз Эйнар спросил у друга: - А как насчет того, чтобы учиться уходить в себя? Тот насмешливо посмотрел на него, ничего не говоря. Тогда Эйнар расхохотался, потому что понял: - Когда ты чем-то занят, ты уходишь в себя, да? А потом возвращаешься, когда заканчиваешь? Трюггви пожал плечами. Он вообще не был любителем даром тратить слова. О том, что происходило во дворце Когда Анна объявила о своей королевской милости и Эйнара увезли в Бодлам, Дорис и Нэнси плакали от радости. Их план удался, и тайная комната королей Эрнгарда действительно оказалась настоящим чудом. Все-таки они жили на самом краю Мидгарда, очень близко к синей дымке, за которой скрывается непознанное и даже волшебное. - Нэнси, у тебя получилось то, что даровало жизнь Эйнару, но теперь нам надо подумать о его свободе, - так задумчиво говорила Дорис, когда они с дочерью поздно вечером пили на кухне чай с бубликами. - Да, мама, мы с тобой вот чай с бубликами пьем, а у него какая-нибудь баланда в миске…, - грустно ответила Нэнси. - У королевы осталось еще одно желание, и один бог знает, что ей может прийти в голову. У тебя есть еще два, и надо опередить королеву! - Но я не знаю, что надо просить у комнаты. Я боюсь захотеть не того, что надо. - Нэнси, милая, ты плохого не захочешь. Я знаю, что ты будешь права. Не бойся ничего. Пора. Нэнси глубоко вздохнула. Она уже думала о том, с чем дорогим для себя ей придется расстаться на этот раз. Но другого выхода все равно нет… А если и есть, разве она сможет жить дальше, зная, что не стала делать того, что зависело только от нее? - Я готова, я иду туда, - кротко сказала Нэнси, поцеловала мать в старую морщинистую щеку и ощутила соленый вкус слезы. Она тихо шла по коридору. У нее ведь так много еще останется. Даже если она расстанется… Милый Эйнар, мне ничего не жалко для тебя. Она подошла к знакомой двери, нежно провела рукой по ее краю – один раз, другой и третий, вошла. Анна снова почувствовала толчок в самое сердце, пыталась гнать настойчивого гостя, но он не уходил, нежно поглаживая твердую корку защиты. И это была такая большая и теплая ладонь, что сердце Анны начало горячо биться изнутри навстречу этой ладони, больше всего на свете желая очутиться в ее сладостном и надежном лоне. Оно словно стало обладать собственной волей. Толстая и жесткая корка медленно плавилась в небывалом тепле, Анна тихо улыбалась – ей не было так хорошо много-много лет, она и забыла, что так бывает. Ее сердце мягко толкалось в блаженной тесноте теплой ладони, и Анна знала, что эта ладонь не оставит ее теперь. — 45 —
|