— Смотрел ли ее кто-нибудь кроме меня? — спросил я. — Да. Но все в один голос утверждали то же, что и вы, — она умерла несколько часов назад. Скажите, что нам делать? Мы не решаемся ее похоронить. Я задумался, потом стал расспрашивать о жизни девушки. Она казалась простой и вместе с тем загадочной. Ее звали Гита, ей было двадцать лет. Природа и книги осеняли ее детство. В последнее время она невероятно увлекалась своей родословной. Особенно ее интересовала прабабушка, на которую она, судя по портретам, удивительно походила и чье имя перешло ей по наследству. Вместе с именем Гита получила и старинный прабабушкин веер. По сохранившимся преданиям, он был сделан и подарен возлюбленным старшей Гйты, которого она в дальнейшем отвергла. И он якобы покончил с собой. Правнучка не расставалась с прабабушкиным веером ни на минуту. В канун несчастья он был с ней. Она, как обычно, простилась с родными и ушла спать, играя веером. Утром она не проснулась, и странно, что ее веер исчез и его нигде не могли найти. Вот и все. Полный тягостных раздумий над поведанной историей, я просил хозяина перенести тело Гиты в какое-нибудь отдаленное место и ни в коем случае не предавать его земле. — Вы хотите сделать наше горе вечным или имеете какую-нибудь надежду? — спросил он с дрожью в голосе. — Не знаю, — ответил я. — Но думаю, что второе. Так у меня появился дом с мертвой царевной. Верное это сравнение показалось еще более очевидным, когда я узнал, что Шту поместили в подвальном помещении в стеклянном гробу, над которым постоянно теплились лампады. Прошел почти год. Как-то ко мне обратился за помощью молодой художник. Он жаловался на бессонницу. При расспросе я выяснил, что причиной ее служит страх. Оказалось, художник видит в течение многих лет один и тот же сон. Будто его приводят в мрачную усыпальницу, где в гробу лежит молодая женщина. Он целует ее и умирает, а к ней возвращается жизнь. Пораженный рассказом художника, я спросил, может ли он изобразить лицо покойницы. Он усмехнулся: — За этим дело не станет. Я уже думал таким образом избавиться от наваждения, и дом мой полон ее портретами. В следующий раз он принес мне несколько работ, и я узнал лицо Гиты. — Что вы будете делать, если я не помогу вам? — спросил я художника. — Помучаюсь еще сколько хватит сил и обращусь на тот путь, который избавляет от всех хлопот, — ответил он. Да, я недооценивал его состояние. Он находился в сильнейшем нервном расстройстве. Вся его жизнь обратилась в кошмарную борьбу со сном, который он ненавидел, боялся и которого он в то же время жаждал. — 64 —
|