|
— Однако, сеньор, не сочтите за дерзость, но я хотел бы увидеть ваши работы. — Вы их уже видели и видите! — последовал ответ. — Не понимаю вас, сеньор Гонсалес. — Герцогиня, город — да и все остальное! — Вы хотите сказать, что все это ваши создания, сеньор? — Да, и чтобы вы не сомневались. А вы достойны награды, я покажу вам оригинал, и вы сравните. Он встал из-за стола и покачнулся. — Вину не менее сотни лет! — молвил Фалькон. — Пятьсот, — уточнил собеседник, — и сегодня мы празднуем день его рождения. Они вышли на улицу и двинулись в ночь. Люди, встречая их, вначале улыбались, а потом, узнав наместника, отшатывались в испуге. Вот наконец они пришли к каким-то воротам. Стража преградила им дорогу, но тут же услужливо пропустила. Они углубились в катакомбы подземной тюрьмы. В свете тускло горящих факелов они увидели камеру. В ней сидела герцогиня де Лерма с золотыми цепями на руках. Рот ее раскрывался, и губы шевелились. Она пела фламенко. Неслышная рядом с ней, песня заполняла весь город. Фалькон обернулся к Гонсалесу, в ужасе от открывшейся истины. — А та, что в тронном зале? — То — мое творение! Двойник или, если вам угодно, копия жизни. — Но как вам удалось? — Я — чернокнижник, открывший в себе талант живописца! Однако пойдем назад, пока я не передумал и не оставил вас здесь вместе с герцогами де Лерма! — Значит, и герцог здесь? Почему? — задыхаясь, спросил Фалькон. — Вы думаете, он уступил бы мне власть и жену, если бы я попросил его об этом? — Но зачем вы держите в тюрьме герцогиню? — Я искал ее любви, открыл ей силу моего таланта, но она отвергла меня. Тогда я явился к ней в образе ее супруга, но вновь не нашел любви в ее сердце. Она, видно, сумасшедшая и ждет того, кого нет на свете. Они вышли за ворота. Чернокнижник протянул руку Фалькону: — Советую покинуть город до рассвета, иначе вас постигнет участь похуже, чем герцогов. — Какая же? — Вас казнят! Еле передвигая ноги, художник перебрался через мост. Глубокий сон свалил его на землю, и он перестал что-либо чувствовать. Утро привело Фалькона в недоумение. Город исчез, исчезла река, и оста¬лось лишь высохшее русло да голая скала, напоминающая костистую лапу. Художнику ничего не оставалось делать, как закинуть котомку с пожитками за спину и отправиться дальше по дороге. К полудню жара усилилась, следовало подумать о привале. Он выбрал тенистый дуб и направился к нему. Там уже, разморенный солнцем, спал какой-то путник Фалькон вгляделся, и сердце его упало — то был Гонсалес де Эрейра. — 234 —
|