Мы познакомим вас с письмом человека, узнавшего об экспериментах с оценкой А и изменившего свою жизнь благодаря волшебной силе музыки. Все это произошло с ним за один день. Дорогой мой Бенджамин Зандер! Только что Вы закончили свое выступление перед руководством Еврейской здравоохранительной системы Северного побережья и острова Лонг-Айленд. И теперь мне предстоит вернуться к моим обязанностям одного из вице-президентов этой организации (весьма надуманное звание, не правда ли?). Так все и произойдет. Но сперва я сяду за стол и кратко изложу Вам свои мысли по поводу того, какое влияние оказали на меня сегодня Ваши слова, энергия и юмор. Я — тот человек, который подходил к Вам и рассказывал о том, что во время Вашего выступления с ним произошло волнующее событие — он помирился со своим отцом. В моем отце текла немецкая и шведская кровь. И всю свою взрослую жизнь я изо всех сил пытался понять, почему за те 25 лет, которые мы провели с ним под одной крышей, он никогда, ни разу не сказал мне: "Я люблю тебя". О, мы проделали немало работы имеете, ощущая себя одной семьей. И я полагаю, что "воспитательный процесс", проводившийся им в форме замечаний, навсегда оставил след в моей душе. Тем более, что этот опыт весьма смягчается тем обстоятельством, что я и сам имею счастье быть отцом пяти замечательных детей. Перед тем как исполнять Шопена, Вы сказали нам, что всегда следует выкраивать время для воспоминаний о тех людях, которых уже нет в нашей жизни. Я подумал тогда о своем отце, и в моей голове снова возник все тот же назойливый вопрос, по-прежнему остающийся без ответа, — почему он так никогда и не сказал мне: "Я люблю тебя"? И затем, подобно вспышке молнии, меня посетило воспоминание об одном событии, произошедшем с нами по меньшей мере лет 45 назад. В детстве я болел астмой и частенько не мог встать с кровати и подбежать к двери (как того требовала мать), чтобы поздороваться с отцом, обнять и поцеловать его, когда поздними вечерами он возвращался домой после работы на гостиничной кухне. Мне очень хотелось тогда, чтобы все было наоборот, чтобы он сам поднялся ко мне, прикованному к постели, тяжело дышащему и с таким нетерпением ждущему его, чтобы обнял меня, поздоровался и, может быть, — о, всего лишь может быть! — ласково сказал бы: "Привет, Джонни, я люблю тебя". Но эти слова так никогда и не прозвучали. Слушая Вашу музыку, я вдруг вспомнил о вечере сорокапятилетней давности, когда я снова болел. Но в тот раз все было по-другому. Отец сидел рядом и, как только яначинал бороться за очередной свой вздох, нежно гладил меня по волосам. Мне очень хотелось тогда, чтобы этот миг длился вечно. — 37 —
|