Более того, я сама оплачиваю свои расходы и сейчас работаю, чтобы иметь возможность оплатить собственную квартиру. Поэтому в целом я оплачиваю свои счета сама!» Но я не остановилась на этом. Весь накопившийся у меня гнев должен был излиться на эту ужасную женщину, «Я сыта по горло вашей бессмысленностью, также Вашими «нечаянными» звонками среди ночи. Негостеприимной атмосферой в гостиной, напоминающей похоронное бюро, где, если бы не горничная, вы бы не снизошли до того, чтобы протянуть руку и подать питье или поставить немного орехов на стол. Насколько вы отличаетесь от моей матери, которая мила и не знала, куда посадить гостя и чем угостить, лишь бы он был доволен. Неудивительно, что ваш муж не выносит вас и даже не спит с вами больше десяти лет – и эту интересную подробность рассказал мне ваш собственный дорогой сыночек Карл. Да, все в вашей семье смеются у вас за спиной, и ваш единственный настоящий друг – уродливая собака, которая не продержится долго, потому что она, как и вы, рассыпается по частям. Вы осмеливаетесь критиковать мое происхождение. Позвольте напомнить вам, что я происхожу из социального слоя, похожего на круг Карла, и мой отец является даже более известным медиком, чем ваш муж. Но мы, евреи, потеряли в войну все, что имели, в то время как вы просто сидели на заднице и читали об этом. И мы не отказываемся от того, что мы евреи, и гордимся тем, что пострадали за это. А вы, миссис Гордон, могли бы стать более счастливой персоной, если бы прекратили свои тщетные попытки казаться пятнадцатилетней девочкой, а расслабились и научились жить со своим полувеком, на который вы явно тянете». После этих слов она крутанулась в мою сторону и дала мне сильную пощечину. Карл не сказал ни слова во время всей тирады, промолчал он и сейчас, хотя я надеялась, что он вступится за меня. И остальную часть дороги мы провели в агонизирующем молчании. Я знала, что миссис Гордон определенно захочет оставить последнее слово за собой, и, когда мы высаживали ее в Саттон Плене, она прошипела: «Я еще увижу тебя в самолете, улетающем в Голландию. Я добьюсь, что тебя вышлют. Кто ты в самом деле, ты ничто, даже не иммигрант». Она гордо прошествовала в дом и громко хлопнула дверью. Вернувшись в свою квартиру, Карл и я разделись, чтобы принять душ, и не было произнесено ни слова, потому что я ожидала, что он нарушит молчание извинениями в мой адрес. Вместо этого он начал орать. «Никогда не смей так обращаться с моей матерью, – бушевал он. – Теперь ты окончательно разрушила наши свадебные планы». Как будто у него были какие‑то намерения. — 42 —
|