|
Юкио Мисима подростком, просматривая альбом репродукций, наткнулся на картину Гвидо Рени: "Обнаженное тело божественно прекрасного юноши было прижато к дереву, но кроме веревок, стягивавших высоко поднятые руки, других пут видно не было. Бедра Святого Себастьяна прикрывал кусок грубой белой ткани. Это ослепительно-белое тело, оттененное мрачным, размытым фоном, светоносно. Мускулистые руки преторианца, привыкшие владеть луком и мечом, грациозно подняты над головой; запястья их стянуты веревкой. Лицо поднято вверх, широко раскрытые глаза созерцают свет небесный, взгляд их ясен и спокоен. В напряженной груди, тугом животе, слегка вывернутых бедрах -- не конвульсия физического страдания, а меланхолический экстаз, словно от звуков музыки. Если б не стрелы, впившиеся одна слева, под мышку, другая справа, в бок, можно было бы подумать, что этот римский атлет отдыхает в саду, прислонившись спиной к дереву... Естественно, все эти мысли и наблюдения относятся к более позднему времени. Когда же я увидел картину впервые, всего меня охватило просто какое-то языческое ликование. Кровь закипела в жилах, и мой орган распрямился, будто охваченный гневом, сосуды набухли, как под влиянием гнева"(18). Святой Себастьян стал самым знаменитым гомоэротическим образом и символом нового времени. Но для кого этот образ гомоэротичен? Для художника? Или для его заказчика? Или для зрителей того времени? Или для современного гея-искусствоведа? В живописи нового времени обнаженных мальчиков-подростков изображали чаще, чем взрослых мужчин; их нагота не выглядела эротической и меньше табуировалась**. Образ мальчика-подростка символизировал прежде всего невинность, чистоту и гармонию, пробуждая в мужчине элегические воспоминания и мечты о том, каким он когда-то был или мог бы стать. В то же время пластичность, незавершенность подросткового тела стимулирует желание дополнить его, вложить нечто свое. Люди прошлого века, за исключением лично причастных, не замечали гомоэротических обертонов образов нагих и полунагих мальчиков и юношей Александра Иванова, Кузьмы Петрова-Водкина, Генри Скотта Тьюка, лорда Фредерика Лейтона, Саймона Соломона и Томаса Икенса. В конце XIX -- начале XX в. в художественных фотографиях барона Вильгельма фон Гл едена, Винченцо Гальди, Вильгельма фон Плюшова и барона Корво (Фредерика Рольфе) эфебофилия стала более откровенной и чувственной. Не нарушая правил пристойности и не показывая ничего вульгарного, они заставляют свои модели принимать соблазнительные томные позы, кокетливо демонстрируя свою элегантную наготу потенциальному зрителю (и покупателю). При этом контраст между здоровой простонародностью сыновей сицилийских рыбаков и аристократическим изяществом их поз (изобразительный эквивалент "благородных юных пролетариев" тогдашней литературы) усиливал их сексуальную притягательность. — 123 —
|