|
Ганди был прекрасно осведомлен обо всех порочных наслаждениях Толстого, его загулах и любовницах, зависимости от спиртного и табака. Когда великий писатель отрекся от всего этого, чтобы жить аскетической, набожной жизнью, Ганди был одним из его самых благожелательных сторонников. А когда Толстой не смог больше вести такой образ жизни, Ганди отказался его за это осуждать. Вместо этого он напомнил критикам Толстого, что лишь сам мужчина знал, с каким ожесточением он сражался за собственную духовную чистоту или сколько раз он одерживал победу над искушениями. (По иронии судьбы, «Крейцерова соната» была брачным манифестом Толстого только теоретически. К сожалению, сам он не мог придерживаться целибата, который проповедовал. Новая беременность его жены стала «настоящим послесловием к “Крейцеровой сонате”», язвительно писала она[561]. Однако Ганди понимал Толстого, которого до восьмидесяти двух лет терзала похоть.) Брахмачарья , к сожалению отсутствовавшая в браке Толстого, чрезвычайно положительно сказалась на браке супругов Ганди. Кастурбай была согласна ее соблюдать, и Махатма перестал винить ее за то, что она выступала против его решения соблюдать целибат. «Я не мог покорить сердце моей жены, – писал до этого властный и деспотичный муж, – пока не решил относиться к ней по-другому, чем делал это раньше, и потому я восстановил все ее права, лишив себя всех так называемых прав в качестве ее мужа»[562]. В основе брахмачарьи Ганди лежал индийский ее вариант с некоторыми изменениями, внесенными христианством и его собственными взглядами. Он стремился быть «евнухом Господа», используя христианскую метафору. Кроме того, он связывал целибат с постом или особой пищей – наваждением всей его жизни. «Из собственного опыта я знаю, что соблюдение целибата становится сравнительно легким, если человек обретает возможность контролировать свои желания»[563]. В то или иное время кухня ашрама запрещала лук, соль и другие приправы, сахар, финики, смородину и молоко. Члены ашрама, как некоторым из них казалось, проводили слишком много времени, обсуждая вопросы, связанные с пищей, а именно – что они могли или не могли есть в каждый данный момент времени. «Иногда мне кажется, было бы лучше, если бы мы просто ели что-нибудь и ничего об этом не думали», – заметил один из них[564]. Часто соблюдался пост, который служил важным подспорьем в борьбе с сексуальностью. Вернувшись в Индию, Ганди понял, что его конечная задача была еще более сложной и пугающей, чем борьба за независимость родины. Тем не менее он регулярно нарушал общепринятые предосторожности брахмачарьи , сводившиеся к тому, чтобы избегать соблазна, держась подальше от женщин. Вместо этого на деле он вступал в контакт с женщинами, которых приветствовал в своем ашраме и вызывал в их сердцах бурю чувств. — 276 —
|