— Милый ты мой, мой муж… — заикнулась было она. Мой хозяин, остановившись глазами на ней, сказал шипящим голосом: — Посмотри на мое лицо, Нинетта, посмотри на мои недостатки: мой лоб испещрен неприятными морщинами. Мои глаза померкли, углы моего рта сморщились. На мне лежит печать старости и порока. И в твоих глазах, в твоих губах, в общем виде твоей физиономии я вижу свое отражение. Мы похожи друг на друга, как будто я был твоим братом. И даже сейчас, в этот гадкий момент, я чувствую между нами сходство, я чувствую в себе душу, имеющую так много общего с твоею, я настолько чувствую себя твоим братом, что у меня является желание сорвать у тебя поцелуй, сжать тебя в своих объятиях, прижать к груди, сдавить тебя, вызвать у тебя страстные рыдания даже ценою зверского изнасилования. Это похоже на желание произвести кровосмешение — почти единственное преступление, которое еще не совершено мною. Но я тебе объясню: если б я тебя и взял, то только исключительно для того, чтобы вырвать это незнакомое ощущение… У тебя в волосах уже показалась седина… Смотри, у меня уже тоже седые волосы, мы с тобой одного возраста… Кто знает? Если б мы были близнецами?.. — Ты безумец! — воскликнула Нинетта. — Да, да, я безумец… И это очень хорошо! Но почему ты плачешь? Не жалеешь ли ты о том, что пришла сегодня утром ко мне? А между тем я уверен, что ты совершила это путешествие из провинции в Париж нарочно для того, чтобы меня видеть! У тебя было желание посетить своего ученика. И кто знает, может быть, тебе захотелось в это возбуждающее время года утолить некоторые желания?.. Не забудь, что теперь такое же время года, как и семь лет тому назад… Или, может быть, твои фантазии возвращаются периодически каждые семь лет? Как это смешно, Нинетта! В первый раз сегодня после семи лет я в себе чувствую детскую душу. Может быть, ты унесла тогда мою юношескую душу, а теперь ты ее принесла? Как безжалостно звучал голос моего хозяина! Я никогда еще не видела его таким жестоким. Он играл роль как плохой актер в драме, нарочно пренебрегая естественностью; он говорил напыщенно, с пафосом. Нинетта рыдала. Наконец она воскликнула: — Великий Боже! Зачем я пришла? Она, казалось, оцепенела от этой речи. Он взглянул на нее… Встряхнулся… Казалось, ему был неприятен ее плач. Что он хотел сказать? Что она отвечала? Не запутался ли он сам в этой своей лжи? Не был ли он сам удивлен своей речью? Возможно, он сам не знал, что хотел. Мой хозяин взял ее за руки и посадил на меня рядом с собой. Он близко склонился к ней и прикоснулся губами к ее волосам: долго они оставались неподвижны. — 930 —
|