|
— Что такое случилось?.. Что такое случилось?.. — Обокрали!.. Обокрали!.. — Что такое обокрали?.. Что?.. В столовой барыня застонала: «Боже мой! Боже мой!..» — в то время, как барин с искривленным ртом продолжал кричать: — Что украли, что, что? В буфетной, сопровождаемая Жозефом, барыня при виде трех оторванных сундуков испустила ужасный крик: — Мое серебро!.. Боже мой!.. Возможно ли?.. Мое серебро!.. И подняв и перевернув все перегородки, все отделения, в которых ничего не было, она в отчаянии опустилась на паркет. Еле слышным голосом, голосом ребенка, она прошептала: — Они взяли все… они взяли все… все… все… и судок стиля Людовика XVI. В то время, как барыня смотрела на пустые сундуки, как мать смотрит на своего мертвого ребенка, барин, почесывая затылок и свирепо вращая глазами, каким-то отчужденным, безумным плачущим голосом упорно повторял одни и те же слова: — Черт возьми!.. А, черт возьми!.. Собаки!.. А, черт, черт возьми!.. А Жозеф с искаженным лицом, тоже причитал: — Судок в стиле Людовика XVI… Судок в стиле Людовика… А! разбойники!.. Потом наступила минута трагического молчания, упадок сил; то молчание смерти, та реакция, которая следует за шумом и громом больших несчастий и разрушений… И фонарь, который качался в руках у Жозефа, бросал на все это, на эти мертвые лица и опустошенные сундуки красный, дрожащий, зловещий, свет… Я сошла вниз в ту же минуту, как и хозяева, как только закричал Жозеф. При виде этого несчастья моим первым чувством было, несмотря на комизм собравшихся лиц, сострадание. Мне показалось, что я также член семьи и должна разделить ее печали и испытания. Мне хотелось сказать несколько утешительных слов барыне, убитое лицо которой внушало мне сожаление… Но это чувство общности интересов или вернее рабства — быстро исчезло во мне. Преступление имеет в себе что-то сильное, торжественное, карающее, религиозное, которое меня, конечно, ужасает, но вместе с тем вызывает во мне — я не знаю, как объяснить это — удивление и восхищение… Нет, не восхищение, потому что восхищение есть нравственное чувство, духовный восторг, а то, что я чувствую, действует и возбуждает только мое тело… Это — сильное потрясение всего моего физического существа, тягостное и вместе с тем пленительное. Любопытно, странно, без сомнения, может быть, ужасно — и я не могу себе объяснить истинной причины этих странных и сильных ощущений во мне — но для меня всякое преступление, особенно убийство, имеет какую-то тайную связь с любовью… да, я положительно скажу!.. красивое преступление захватывает меня так же, как красивый мужчина… — 884 —
|