Спустя несколько дней они мирились между собой так же, как и ссорились — без всякой видимой причины… И тогда лились слезы, слышны были фразы: «О… злой!.. О, злая!., это в последний раз… ну, я тебя уверяю, что это в последний раз»… и они шли в ресторан, где устраивали себе маленький праздник, а на следующий день вставали очень поздно, утомленные любовью… Я сейчас же поняла комедию, которую они играли друг с другом, эти два жалких существа… И когда они угрожали друг другу, что они разойдутся, я отлично знала, что это пустая болтовня. Они были прикованы друг к другу, он — из-за выгоды и расчета, она — из-за тщеславия. Барин держался барыни, потому что у нее были деньги, она же цеплялась за мужа, потому что у него было имя и титул. Но так как в глубине души они ненавидели друг друга именно за этот расчет, который их связывал, то у них являлась потребность выказывать иногда друг другу эту ненависть. А так как это были вообще низкие натуры, то и злобу свою, и разочарование, и презрение они выражали в гнусной и грубой форме… — Ну, для кого нужна такая жизнь?.. — говорила я Вильяму. — Для Биби! — отвечал последний, который во всех обстоятельствах жизни имел всегда верный и определенный ответ на все предлагаемые ему вопросы. И чтобы немедленно и реально доказать справедливость своих слов, он вынул из своего кармана великолепную сигару, украденную им в то же утро, оборвал тщательно кончик, со спокойным и довольным видом закурил ее и сказал между двумя ароматными затяжками: — Никогда не следует жаловаться на глупость своих господ, милая Селестина… Это — единственная возможность счастья для вас… Чем глупее хозяева, тем счастливее у них слуги… Иди, принеси мне коньяку… Полулежа в качалке, очень высоко скрестив ноги, с сигарой во рту и с бутылкой старого, прекрасного коньяку в руке, он медленно, аккуратно развернул «Autorite» и продолжал с восхитительным добродушием: — Видишь ли, моя милая Селестина… нужно всегда быть сильнее тех людей, которым ты служишь… Вся суть в этом… Один Бог знает, какой великий человек Кассаньяк… один Бог знает, как он владеет всеми моими помыслами и как я им восхищаюсь… этим великим человеком… ну и все-таки — понимаешь?.. Я не хотел бы служить у него… ни за что на свете… И то же, что я говорю о Кассаньяке, я скажу и об Эдгаре, черт возьми! Запомни хорошенько мои слова и постарайся извлечь из них пользу. Служить у умных и понимающих дело людей — это невыгодно, моя милая кошечка… И, наслаждаясь своей сигарой, он прибавил после короткого молчания: — 874 —
|