Он засмеялся: — Видите ли, мадемуазель… Пожалуй, лучше будет вам объяснить наглядно… Он указал на черную доску и взял кусок мела. — Этого не нужно, я достаточно знакома с анатомией. Доктор посмотрел на нее с нескрываемым изумлением и мягко продолжал: — Тем лучше. Так вот: придется прибегнуть к врачебной помощи, совсем не опасной, смею вас заверить, разве что… немного болезненной. Вы меня поймете, строение вашей матки делает всякое зачатие невозможным. Природа наградила вас особенностью, которой позавидовали бы многие женщины — так называемой «девственной шейкой». При наличии ее не приходится опасаться беременности или нельзя на нее надеяться, — добавил он с легкой улыбкой. — Это зависит от точки зрения… Самые хитрые сперматозоиды расшибают себе лоб. Входа нет! — А средство от этого? Он показал на целый маленький арсенал на стеклянном столике с зеркалом, которым он только что пользовался: щипцы, бужи и т. п. — Открыть путь постепенным расширением… Есть, наконец, более радикальный метод — хирургический: анестезия, выскабливание и, опять-таки, расширение. Выбирайте сами. Она тотчас решилась: — Попробуем ваш метод. Доверяю себя вам… Когда мы начнем? — Да когда хотите… Хоть сегодня, если вы не спешите. — Время у меня есть. Начнем. И Моника с решительным видом легла опять в кресло. Осторожно, со скромностью, за которую она мысленно его благодарила, доктор приступал к предварительным манипуляциям. Хотя доктор Гильбур и принадлежал к разряду врачей, не остающихся равнодушными к своим пациенткам, но все же он держался принципа не пугать их раньше времени. Эти сюрпризы он приберегал для визитов на дому. Несмотря на испытанную боль, Моника мужественно принудила себя продолжить лечение. Несомненно, она довела бы его до конца, если бы доктор не увлекся ее красотой. Приняв ее безразличие и простоту за развращенность, он на третьем сеансе вдруг позволил себе некий недвусмысленный жест и Моника с глубоким отвращением указала нахалу на дверь. — Хорош гусь этот ваш Гильбур! — сказала она через несколько дней мадемуазель Клэр. — Впрочем, может быть, некоторым его пациенткам это и нравится. Ее возмущала постоянная грубая похотливость большинства мужчин. Даже некоторые животные и те предаются ей в известные периоды… Она же не сучка, наконец! Какое у этого маньяка могло быть представление о женщинах вообще и о ней в частности? Этот случай оскорбил ее до глубины души. Итак, к горечи бесплодия прибавилось еще новое разочарование. В глазах этого животного она представляла собою лишь объект наслаждения, и в этом он сходился со всеми, кто за ней более или менее ухаживал. Никому не было дела до ее мыслей и чувств — до лучшей части ее существа. Чего же ждать от жизни, не согретой ничьей бескорыстной привязанностью? К кому или к чему она сама могла привязаться за отсутствием сына или дочери — маленькой души, творческого материала в ее руках? Какой мужчина стоил ее любви? Что может заполнить пустоту? — 1455 —
|