|
— А-а! Она пожала плечами на его вызывающую улыбку. — Вы же познакомили меня с Эдгаром Лэром для пьесы Перфейля, и, однако, я не принадлежала ему. Люсьенна Марнье!.. Вы ее знаете? — Еще бы! Кто не знает эту оригиналку? Красивая, с миллионами, на содержании у бельгийского банкира, с претензиями на аристократический вкус. — Она должна переговорить со мной о декорациях для индусского праздника, устраиваемого в честь ее последнего открытия — Пеера Риса, нагого танцовщика. Бриско раздраженно перебил: — Специально предназначенного для танго! Желаю повеселиться! Эти внезапные измены, неожиданные для мужского самолюбия, очень забавляли Монику в ее дальнейших опытах. Сама она не искала случаев, но, если подвертывались, пользовалась ими до конца. Теперь она привыкла к нормальному здоровому любовному жесту (по крайней мере если мужчина был на него способен) и испытывала вполне то наслаждение, которого ей злобно пожелал Бриско, но никогда не заботилась о чужом удовлетворении, доходя первой до желаемого конца. Тогда тем же грубым инстинктом самозащиты, что заставил ее оттолкнуть в комнате отеля первого встречного во время его ласк, она отталкивала озадаченных мужчин. Она не хотела случайной беременности. Отцом ее ребенка будет только ее избранник и, чувствуя приближение рокового мига, уклонялась удачным движением. До сих пор после всех этих сближений, которым опасность придавала известную остроту, но которые уже начали надоедать, она была совершенно равнодушна и даже насмешлива со своими объектами, и улыбалась досаде и удивлению, с которыми они принимали свою отставку. Перемена ролей и привычек — Моника совершенно недвусмысленно подчеркивала мужчинам их второстепенное значение — казались им унизительными. Приходилось признавать себя побежденными этим ускользающим противником и жалеть о потерянной добыче. Эта маленькая месть сначала удовлетворяла ее. Моника четко разделила свое существование на две части. Одна, самая преходящая и наименее интересная, посвящалась развлечениям, другая — труду, настоящей жизни. Рано или поздно, но она всегда возвращалась к себе, на улицу Боэти, одна… Дверь ее частной квартиры была закрыта решительно для всех, кроме настоящих друзей, как мадам Амбра или профессор Виньябо, которых она изредка приглашала. Каждое утро, когда бы она ни возвращалась, она спускалась из своей квартиры в магазин ровно в десять часов. Мадемуазель Клэр уже успевала к этому времени все привести в порядок и подготовить к ежедневной продаже. «Голубой репейник» после блестящего успеха пьесы Перфейля вошел в моду. Сто пятьдесят представлений удвоили славу Моники декорациями, созданными по указаниям Эдгара Лэра. Репутация ее сразу упрочилась… — 1441 —
|