|
Ни в одном женевском костёле не было столько света и цветов, как у св. Антония. Аромат чувствовался еще у двери. В притворе Мадонны Непорочное Зачатие расцвел целый сад. Св. Антонию также не приходилось завидовать. Около него розы мешались с тюльпанами, лилии с ирисами, азалии с сиренью. Целые охапки жасмина увядали с ветками шиповника. Огромные рододендры затемняли скромные мирты. Здесь всегда горели свечи, невинные жертвы молящихся. Старая сакристианша выдавала их бережно из светлого шкапчика, бормоча: — Que Dieu vous b?nisse, mon cher enfant! Вечерня шла днем и поэтому для Мечки теряла половину своей прелести. Кроме того, латинский язык, чудесный язык пап, Фомы Аквината и Альфонса Лигури, аббат и хор произносили на французский лад. Это было нестерпимо порой. Мечка садилась на скамью. Каждый раз она находила здесь что-нибудь новое, — или световой эффект, или иное выражение у Мадонны, или иначе положенное покрывало на алтаре. После нескольких страниц странно-волнующего молитвенника, после унылых псалмов Давида, Мечка впадала в мучительное состояние. Тысяча протестов, возражений, возмущений рвали ее сердце. Она вспоминала жизнь Иисуса шаг за шагом, и Он не совсем нравился ей. Она находила Его уклончивым, нерешительным, беспомощным, чересчур покорным. Она страдала от Его наивных добродушных притч, голодных, грязных учеников, бесплодных споров с фарисеями. Она не могла понять Его холодности к Матери и благосклонности к Иоанну. Она недоумевала перед девственностью этого христианского Бога, которого так страстно любила Магдалина. Его девственность казалась ей вынужденной, неприятной, как презрение к женщине. О, евангельский Иисус!.. Снова она испытывала к Нему больше жалости, чем любви. Она была оскорблена молчанием у Пилата. — «Что есть истина?» За этот усталый скептический вопрос она прощала римлянину смерть Иисуса. И Его Распятие она хотела представить себе не по Евангелию, а по картине одного художника. Узкая дорога среди камней и травы. Наскоро срубленный крест. Христос умирает на нем медленно, в полном сознании, одинокий, аекетический Христос, Христос — нищий безумец. О, красота! этой смерти без стражи, без толпы, без слащавого Иоанна, истеричной Магдалины! О, красота смерти без слов, без надежды, без воскресения и упреков к небу! Зачем евангельский Иисус умирал иначе? Неожиданно в ней подымалась нечеловеческая тоска по чему-то высшему, неуловимому и прекрасному, чего не давали алтари. Тоска сменялась надеждой. Ведь Бог Иисус был здесь, вместе с ней. Еще сегодня утром верные приняли Его в белоснежной облатке во главе с аббатом. Ей стоило только преклонить колени перед конфессионалом, и она соединится с Богом. Она упрекала себя за ложное смирение, излишний страх перед Евхаристией. Ей хотелось походить на тех сладких девоток, которые хвалят Иисуса и Марию тоном старых знакомых. Она упорно смотрела на алтарь, еле различимый в сумерках, и на аббатовгь, белевших комжами в конфесионалах, и на молящихся, угадывая их профессию по позам. — 1202 —
|