— Дьявольски дорого, Адель. — Что же делать? На то мы рюлинские. Буластиха или Перхунова устроят дешевле. Подите к ним. А то Юдифь… — Все это, Адель, я знаю, да что пустяки болтать? Не тот шик… — А если шик нужен, не скупитесь. — Да! не скупитесь! У меня миллионов нет. — Будут. — Вашими бы устами мед пить. И за что так дорого? Ну, за что? Только что посидят за столом в самом избранном обществе, скушают отличный ужин, проведут весело время… — А вам бы еще чего? — засмеялась Адель. — Ишь, баловник! А сидеть с вами, кутилами безобразными, разве не труд? Из вашего брата теперь озорники пошли хуже, чем из купцов. Вон — Бажоев, черт старый, третьего дня Жозе на платье бутылку шамбертена опрокинул… Платье триста рублей стоило, а его бросить надо: хуже этих бургонских вин нет, ни за что пятно не отойдет… А получила-то я те же полтораста… — Не врите, Адель, — уж, наверное, Бажоев заплатил… — Да, он-то заплатил, потому что он ужасно какой благородный, а другой не заплатит, и ничего с него не возьмешь. Нас обидеть легко… Мы не хористки, не кокотки, скандала поднять не смеем, должны репутацией дорожить… Криккель считал: — Следовательно, вы, Эвелина, Жозя — по полтораста, да Люлю триста… семьсот пятьдесят… Уф, даже в жар бросает!.. — Может быть, Люську к концу ужина привезти? Криккель оживился: — Эту? Горничную-то? Которая русскую пляшет и песни поет? Привезти, непременно привезти! Панамидзе от нее без ума… — Двести пятьдесят рублей, — сказала Адель. Криккель инда крякнул. — Это почему же? — Для круглости счета. Чтобы уж ровно тысяча. — Но за что? — За оригинальность. — Вы цените эту особу выше себя самой? — Нашей сестры в Питере много, а Люська — в своем роде, единственный экземпляр. — Полно, пожалуйста. Кого вы морочите? На Никольском рынке, — вот где прислугу нанимают, этих ваших Люсек — прямо из деревни — сколько угодно. — Вот и поищите себе Люську на Никольском рынке, — спокойно сказала Адель, — а наша пусть останется при нас. — Тьфу! Ну, только ради Панамидзе… человек-то больно нужный… — Не скаредничайте, не жалейте, — ласково говорила Адель. — Ведь уж не даром вы затеяли этот ужин. Истратите две-три тысячи, а делишек обделаете на сто. Так не грех за то побаловать и нас, бедненьких… — Скидки не будет? — А ни-ни. Prix fixe. С какой стати? У нас клиентуры — хоть отбавляй. И то придется обидеть кого-нибудь для вас. Ей-Богу, все вечера расписаны на две недели вперед. — 1043 —
|