|
В первый год они работают совместно над химическим выделением полония и радия, добывают активные продукты, а затем измеряют силу их излучения. Вскоре оба супруга находят более целесообразным действовать раздельно. Пьер стремится уточнить свойства радия, изучить новый металл. Мари продолжает обработку руд, чтобы получить чистые соли радия. При этом разделении труда Мари избрала мужскую долю, взяв на себя роль чернорабочего. В сарае ее супруг весь поглощен постановкой тонких опытов. Во дворе Мари с развевающимися по воле ветра волосами, в старом, запыленном, испятнанном кислотами фартуке, окруженная клубами дыма, разъедающего глаза и горло, и воплощающая в одной своей особе что-то вроде завода. «Мне доводилось обрабатывать зараз до двадцати килограммов первичного материала, — пишет она, — и в результате уставлять сарай большими сосудами с химическими осадками и жидкостями; изнурительный труд — переносить мешки, сосуды, переливать жидкости из одного сосуда в другой, несколько часов подряд мешать кипящий материал в чугунном тазу». Но радий упорно хранит свою тайну и не выражает ни малейшего желания знакомиться с людьми. Где та пора, когда Мари в душевной простоте определяла его содержание в отбросах урановой руды, как один к ста? Излучение нового вещества обладает такой силой, что ничтожное количество радия, рассеянное в минерале, является источником поразительных явлений, которые можно не только наблюдать, но и легко измерить. Вся трудность — в невозможности выделить даже ничтожное его количество, изъять его из той среды, с которой он прочно связан. Рабочие дни превращаются в месяцы, а месяцы в годы. Пьер и Мари не теряют мужества. Это вещество завораживало их своим сопротивлением. Он и она, соединенные нежной любовью и умственными влечениями, оба созданы для той противоестественной жизни, какую они вели в их деревянном бараке. «В ту пору мы с головой ушли в новую область, которая раскрылась перед нами благодаря неожиданному открытию, — будет писать Мари. — Несмотря на трудные условия работы, мы чувствовали себя вполне счастливыми. Все дни мы проводили в лаборатории. В нашем жалком сарае царил полный мир и тишина; бывало, когда нам приходилось только следить за ходом той или другой операции, мы прогуливались взад и вперед по сараю, беседуя о нашей теперешней и будущей работе; озябнув, мы подкреплялись чашкой чаю тут же у печи. В нашем общем, едином увлечении мы жили как во сне. В лаборатории мы очень мало виделись с людьми; время от времени кое-кто из физиков и химиков заходил к нам — или посмотреть на наши опыты, или спросить совета у Пьера Кюри, уже известного своими познаниями в нескольких разделах физики. И перед классной доской начинались те беседы, что оставляют по себе лучшие воспоминания, возбуждая еще больший научный интерес и рвение к работе, а в то же время не прерывают естественное течение мыслей и не смущают атмосферу мира и внутренней сосредоточенности, какой и должна быть атмосфера лаборатории». — 136 —
|