|
На шее почуял Лукич парные лошадиные губы и, прихрамывая, засеменил в хутор. На площади у хатенки, черепицей крытой, остановились. Провожатый, кряхтя, слез с седла, лошадь привязал к забору и, громыхая шашкой, взошел на крыльцо. – За мной иди!.. В окнах огонек маячит. Вошли. Лукич чихнул от табачного дыма, шапку снял и торопливо перекрестился на передний угол. -Старика вот задержали. В хутор правился. Николка со стола приподнял лохматую голову, в пуху и перьях, спросил сонно, но строго: – Куда шел? Лукич вперед шагнул и радостью поперхнулся. – Родимый, свои это, а я думал – опять супостатники энти… Заробел дюже и спросить побоялся… Мельник я. Как шли вы через Митрохин лес и ко мне заезжали, еще молоком я тебя, касатик, поил… Аль запамятовал?.. – Ну, что скажешь? – А то скажу, любезный мой: вчерась затемно наехали ко мне банды оти самые и зерно начисто стравили коням!.. Смывались надо мною… Старший ихний говорят: присягай нам, в одну душу, и землю заставил есть. – А сейчас они где? – Тамотко и есть. Водки с собой навезли, лакают, нечистые, в моей горнице, а я сюда прибег доложить ваишей милости, может, хоть вы на них какую управу сыщете. – Скажи, чтоб седлали!.. – С лавки привстал, улыбаясь деду, Николка и шинель потянул за рукав устало. Рассвело. Николка, от ночей бессонных зелененький, подскакал к пулеметной двуколке. – Как пойдем в атаку – лупи по правому флангу. Нам надо крыло ихнее заломить! И поскакал к развернутому эскадрону. За кучей чахлых дубков на шляху показались конные – по четыре в ряд, тачанки в середине. – Наметом! – крикнул Николка и, чуя за спиной нарастающий грохот копыт, вытянул своего жеребца плетью. У опушки отчаянно застучал пулемет, а те, на шляху, быстро, как на учении, лавой рассыпалась. Из бурелома на бугор выскочил волк, репьями увешанный. Прислушался, утнув голову вперед. Невдалеке барабанили выстрелы, и тягучей волной колыхался разноголосый вой. Тук! – падал в ольшанике выстрел, а где-то за бугром, за пахотой эхо скороговоркой бормотало: так! И опять часто: уук, тук, тук!.. А за бугром отвечало: так! так! так!.. Постоял волк и не спеша, вперевалку, потянув в лог, в заросли пожелтевшей нескошенной куги… («Родинка», 1924 год) Летом 1924 года Шолохов вернулся в станицу Вешенская, где и жил, почти безвыездно, всю оставшуюся жизнь. В 1925 году в Москве вышел сборник фельетонов и рассказов писателя о гражданской войне под заглавием «Донские рассказы». Исследователи творчества Шолохова отмечают, что рассказы этого сборника впечатляют «сочными описаниями природы, богатыми речевыми характеристиками персонажей, живыми диалогами», отмечая, однако, что «уже в этих ранних произведениях чувствуется, что «эпический талант Шолохова» не вмещается в узкие рамки рассказа». В 1926 году увидел свет сборник «Лазоревая степь». — 87 —
|