Несчастья людей и народов связаны с насильственными проявлениями власти, агрессивным стремлением к господству[261]. Как правило, эти несчастья приходят извне, от чужаков — чужих по языку, укладу жизни, вере. Данный момент несходства и разделения людей, человеческих групп вообще предстает в описываемом типе романа, как, видимо, вообще в традиционалистском и неотрадиционалистском сознании, чем-то необыкновенным, загадочным, демоническим, непостижимым: «Самая великая тайна — разделение людей на своих и чужих» (Зима В. С. 149). Однако еще больше, нежели чужаков, русским приходится опасаться «своих». Подобными «своими», которые оказываются едва ли не хуже чужих, движет при этом зависть: «Имя русскому сатане — зависть» (Бахревский В. С. 235). Тем самым в массово-патриотический роман вводится важный для понимания всей коллективной мифологии россиян мотив раскола. Причем раскола не только на социальном уровне (символика «измены», «перебежчика», «внутреннего врага»), но и на более «глубоком» уровне характера, антропологического склада. Отсюда — ходовая в отечественном популярном романе после Достоевского, а затем Ф. Сологуба и других символистов семантика двойственности, раздвоенности самого русского человека: «Дремлет в нас теплая любовь к живому рядом с кровопийством, тянет нас то в болотную гниль, то на солнечный луг и пашню…» (Усов В. Цари и скитальцы. М., 1998. С. 243). К подобному предательскому раздвоению приравнено честолюбие: «…причиной всех его бед было то, что не о ближних своих он помышлял и заботился, не об их счастье и пользе, но прежде всего всегда думал лишь о собственной выгоде и себя — честолюбца и кондотьера — полагал важнейшей на свете персоной…» (Балязин В. Охотник за тронами. М., 1997. С. 417). Идеалом, который противостоит этой гибельной расколотое-ти и распре, в коллективном сознании и в историко-патриотическом романе выступает, соответственно, соединение таких качеств, как внутренняя цельность, равенство себе, недоступность для внешних воздействий. Все они заведомо надындивидуальны и объединены, воплощены в русской «земле», родине, единой державе, в особом складе русского человека (часть здесь, как уже говорилось, мифологически равна целому): «А ну как нам-то заместо свар — да в един кулак?» (Зорин Э. Огненное порубежье. М., 1994. С. 11). Причем идеальность и в этом смысле вечность, непрерывность совершенного существования, которое выше времени и которое не затронут никакие перемены, никакая «порча», гарантирован только целому. Лишь оно, это целое, может даровать устойчивость индивиду, причастив его, отдельного, целому как носителю вечности: «Красота — в единстве, и гордость — в познании красоты своей, а не прибившейся из-за моря-океана. <…> превыше всего — русский человек, Русская земля. <…> беречь и хранить и защищать эту изукрашенную красотами землю — счастье, равного которому нет и не может быть» (Зорин Э. С. 125). — 201 —
|