|
Во-вторых, диффамации подвергались ценности социального продвижения: понятия «карьера», «успех», «доход» и т. д. были в интеллигентском кругу если не бранными, то по меньшей мере неприличными и могли относиться только к «чужим». Изъятое из этого ряда понятий демонстративное требование самореализации зачастую превращалось для образованных слоев в орудие чисто идеологической самозащиты — и по законам «двойного сознания» сосуществовало с максимой «не высовываться», требованием (даже со стороны наиболее рафинированных кругов) быть «как все», по известному выражению Бориса Пастернака, с напором повторенному позднее Лидией Гинзбург и поставленному под сомнение Сергеем Довлатовым (сравните резко критическую оценку подобного «стремления к заурядности» у Варлама Шаламова, на собственном опыте увидевшего, чего она может стоить обществу и человеку). В-третьих, из числа положительных ценностей исключались политическое действие, практическая политика (постановка целей, учет интересов, воля к осуществлению и неизбежные компромиссы реализации) при одновременном демонстрировании идеологической ангажированности в противопоставлении себя власти и в кулуарном обсуждении ее очередных предприятий и анекдотических провалов. И, наконец, ценностно незначимым и даже отрицательно окрашенным считалось все связанное с повседневностью и современностью: текущим проблемам и навыкам их рационализации, рутинной деятельности первичных институтов (родства, семьи, соседского сообщества) и задачам их осмысления, оцивилизовывания, необходимости ежедневного результата и практического расчета противопоставлялся — опять же в актах демонстрации и самодемонстрации, в самой «легенде» интеллигенции — радикализм «вечных» или «проклятых» вопросов, идеологическая сосредоточенность на идеализированном прошлом или утопические проекты перестройки столь же идеализируемого будущего. Параллельно с кристаллизацией интеллигентского самосознания в 1960–1970-е разворачивались более масштабные процессы урбанистической, технологической, образовательной, масскоммуникативной «революций». Помимо всего прочего, они привели к значительным переменам в типах расселения и жилья, в технической оснащенности быта и обихода, в массовых оценках иерархии профессий и престижа образования, в представлениях о досуге и желаемом образе жизни. В ходе этих процессов — и став их «незапланированным» следствием — началось снижение престижа интеллигенции как образованного слоя рядовых специалистов и служащих. Это и понятно. Разрыв образовательных уровней населения (и значимость этого разрыва для разных групп) при переходе ко всеобщему образованию, оттеснении (или добровольном отходе) интеллигенции от большинства значимых каналов социального продвижения и ведущих позиций в социальной структуре год от года сокращался. Критический потенциал интеллигенции тоже снижался, претензии на независимость мысли оказывались социально не подкрепленными, падал авторитет группы как моральной инстанции (парализация правозащитного движения, высылка и эмиграция наиболее крупных и активных фигур, разрастание двоемыслия и цинизма в обществе). — 148 —
|