У Твардовского воюет, несет все тяготы войны, отвоевывает свою страну народ . …Правда правдой, ложью ложь. Отступали мы до срока, Отступали мы далеко, Но всегда твердили: – Врешь! …………………………………… Не зарвемся, так прорвемся, Будем живы – не помрем. Срок придет – назад вернемся, Что отдали – все вернем. Трижды возглашает автор в разных местах поэмы: «– Взвод! За Родину! Вперед!» И ни разу – «За Сталина!» Это был прямой вызов: «…Официальный и абсолютно непреложный идеологический канон был начисто устранен из поэмы!» – написал недавно известный историк Е. Плимак. И добавил: «За два года пребывания на передовой я вообще не слышал <…> каких-либо разговоров о Сталине. <…> И в атаку бойцов поднимало не имя Сталина, а классический русский мат». Твардовский и здесь не мог отступить от правды, не подтвердить — …Что в бою – на то он бой – Лишних слов не надо; Что вступают там в права И бывают кстати Больше прочих те слова, Что не для печати… …Уже в «Теркине» – то есть в «сталинское» время – началась та словесная работа, которую Твардовский повел первым. Это было пародирование советских слов. …Я ж, как более идейный , Был там как бы политрук. Я одну политбеседу Повторял: – Не унывай. Так как советский язык политбесед идейных политруков был в те годы у любого читателя на слуху – на фоне живых речений Теркина очевидной становилась его мертвечина. Можно смело сказать, что под пером поэта оживал, приобретал права, легализовывался загнанный в угол сугубо частной жизни живой русский язык. 2Твардовский, как мог, подбадривал своим стихом отвоевывающих свою землю солдат. Когда же они освободили свою и вступили на землю чужую, когда замаячил конец страшной войны – он счел возможным заговорить в полный голос о том горе, которая она принесла. Так появилась в «Василии Теркине» глава «Про солдата-сироту». На земле всего дороже, Коль имеешь про запас То окно, куда ты сможешь Постучаться в некий час. ………………………………… А у нашего солдата, – Хоть сейчас войне отбой, Ни окошка нет, ни хаты, Ни хозяйки, хоть женатый, Ни сынка, а был, ребята, – Рисовал дома с трубой… А узнал солдат о своем огромном несчастье ненароком – когда наша армия, развернувшись, двигалась наконец на запад, освобождая область за областью, после долгой, длившейся два-три года, оккупации, когда никаких известий о семье бойцы, как правило, не имели. Как не имел их, видимо, и сам Твардовский, у которого на Смоленщине под немцем остались родители, братья, сестры… — 16 —
|