[332] «Преодоление трагедии “Я” – это осознание сопричастности “Я” ко всему ‹…›; это – обретение подлинного, целостного “Я”, неотделимого от Всеединого, связанного с ним любовью без ненависти. (Сюда и отсылает по достаточно прозрачной ассоциации простодушный вопрос девочки, воспитанной в полностью атеистической как близкой, семейной, так и гораздо более обширной среде. – М. Ч.). Достоевский много раз пытался выразить это в образе “идеального человека”. Однако несомненно, что этот “идеальный человек”, во всех своих воплощениях, показан у него гораздо слабее, нежели “безобразный” ‹…›. Даже князь Мышкин ‹…› для нас, читателей, отходит как-то на второй план по сравнению с Рогожиным, Ипполитом, Настасьей Филипповной, Аглаей и даже Лебедевым или Ганей Иволгиным – сколь ни потрясающи сами по себе некоторые места из произносимых им речей. Ведь в тех эпизодах, где повествуется о преследовании его Рогожиным или где дело идет о его отношениях с Настасьей Филипповной, именно эти персонажи – она и Рогожин – находятся в центре нашего внимания, мы как бы ощущаем гнет их, а не его, Мышкина, имманентного рока» (Бицилли П. М. К вопросу о внутренней форме романа Достоевского // Бицилли П. М. Избранные труды по филологии. [М.], 1996. С. 515–516, 518). [333] Там же. С. 516. [334] О «Судьбе барабанщика» как об одном из самых интересных и сложно построенных сочинений конца 1930-х годов см. в нашей статье 1990 года «Сквозь звезды к терниям» // Чудакова М. О. Избранные работы. Т. I. Литература советского прошлого. М., 2001. С. 352–355. Там же – о том, как в пределах нескольких фраз повествование от первого лица заглавного героя колеблется между подростком – и вполне взрослым (с. 354). [335] Розанов Адриан. Судьба Аркадия Гайдара: К 90-летию со дня рождения писателя // Московские новости. 1994. № 4. С. 5Б. [336] Дрозда Мирослав. Повествовательная структура «Капитанской дочки» // Wiener Slawistischer Almanach. Band 10. 1982. S. 157. [337] Там же. С. 153. [338] Если учитывать генезис замысла, то надо иметь в виду, что первоначальное именование героя – Дункан – содержало в себе указание на убийство благородного и невинного, а королевский ореол имел в виду принадлежность к элите. [339] Несомненно, старомодное восклицание. (Ср. в «КД»: «Ах, неправда!») [340] Провозвещенном, впрочем, еще ранее, в 1944 году, в стихотворении будущего Н. Коржавина «Зависть» («…Но никто нас не вызовет // На Сенатскую площадь»). — 317 —
|