Новые работы 2003-2006

– Сентенция!

– Вот псих!

– Псих и есть! Ты иностранец, что ли? – язвительно спрашивал горный инженер Вронский ‹…›. Я сам не верил себе, боялся, засыпая, что это вернувшееся ко мне слово исчезнет. Но слово не исчезало» («Сентенция», 1965).[559]

Второе явление широко представлено в мемуарных портретах, оставленных нам в книгах Л. Разгона («Плен в своем отечестве» и др.).

Участники и того и другого языкового эксперимента в середине 50-х годов вернулись в «советское общество». Их участие в речевой жизни этого общества еще не поздно осмыслить – по косвенным источникам.

2

Сегодня «советский» язык многим уже неизвестен. Значительная часть его лексикона и фразеологии, проделав драматически-сложный путь, вернулась в ячейки русской речи, и лишь часть населения России (хотя пока еще немалая) вздрагивает, встречая советизмы в нейтральных контекстах. Один пример. В 30-50-е годы выражение «вправе ждать» звучало в контекстах типа «Советский народ вправе ожидать , что враги народа будут раздавлены, сметены с лица земли» и т. п. В 60-е годы: «Наш народ ‹…› требует и вправе требовать от нас справедливых, правдивых картин, романов и поэм о его жизни»,[560] «Общественность вправе ожидать , что редакция “Нового мира” наконец сделает верные выводы из этой критики».[561] И, наконец, в наше время: «Читатель вправе ждать от нее многого и предъявлять к ее таланту самые серьезные требования…» [562] – понятно, что автор не держит в памяти предшествующие, сугубо советские употребления и контексты.

Советизмы растворяются в современных словарях без остатка. В «Русском семантическом словаре» сборище определено как, во-первых, беспорядочное скопление людей, во-вторых, «Собрание людей (чаще всего нелегальное)».[563] Специфически советское употребление этого слова[564] уже не учитывается – ни в этом,[565] ни в прочих словарях, в том числе специально ориентированных на язык советского времени.[566]

Исчезает и ясное понимание того, что такое язык советской цивилизации – язык тоталитарного, то есть совершенно специфического устройства общества. Даже в монографии, подробно анализирующей механизм работы тоталитарного «языкотворчества», на первых же страницах мы встречаем «установочные» положения, позволяющие думать, что любое общество пользуется таким языком:

«…Весьма часто маркированные политические термины – часть какой-либо идеологии. Целенаправленное использование маркированных терминов-идеологем было и остается[567] средством управления массовым сознанием. Средством эффективных манипуляций. Это закономерно».