|
Таксономия единиц и правил сохраняет возможности развития как такового и творческого начала в оправданных допусках вечных его ресурсов при приспособлении к новшествам, художественном разнообразии, свободе самоутверждения. Такова светлая мечта. Её торжество требует немногого – чтобы люди согласились не убивать друг друга, договорились жить друг для друга, научились понимать и любить друг друга как самих себя, чтобы были дисциплинированы разумным порядком, хотя бы таким, который царит в муравейнике или улье с послушанием и разделением труда внутри сообщества их жителей, подчинением специалистам. Ведь смысл нашего существования – в служении нашей взаимозависимости, будь то распри, вражда, война, гибель или мир, согласие, счастье, творчество. Цепляясь за традицию, за привычную правильность, в частности стилистическую, творцы пока далеки от новой стилистики, которой требует стремительно меняющаяся коммуникативная жизнь общества и которая зависит от внеязыковых факторов и всё меньше от самого состава и устройства языка. Общество должно это осознать ради своего же здоровья. Ведь не может не настать время, когда люди образумятся, согласятся поумерить личностные, групповые, этногосударственные амбиции, поступятся самоутверждением и станут вменяемыми ради блага национально-государственного единства. Разум верит, что благовестие сбудется, что кодификаторы, бережно храня традиции, получая одобрение публики и властей, станут всеведущи, непогрешимы. Кодификация, как высшая властная ступень языкового образования этически, нормативно, литературно, эстетически правильного и всепригодного языка, удовлетворяющего все его применения в разных сферах общения, пока принадлежит царству грёз. В ней обретается и надежда на единый общечеловеческий язык, слитый из всех, избранный один, о котором пекутся не первое столетие интерлингвисты. Определяя себя на должность «председателя Земного шара», Велимир Хлебников стремился создать такой новый общий язык. Может быть, в силу моей малой осведомлённости, опирающейся лишь на великолепные книги М.И. Стеблин-Каменского «Культура Исландии» (Л., 1967) и «Мир саги» (Л., 1984), эту веру в грядущий повсеместный успех кодификации укрепляет во мне пример исландцев, образовавших «самый литературный язык мира». Звуковые тексты скальдов понятны исландцам до сих пор несмотря на письменность. Их язык уберёгся от социальных и местных диалектов, от стилевого книжно-разговорного расслоения. Канонически лишённый избыточно мелькающих прикрас, он удобен и нисколько не утратил выразительности, изобразительности: вспомним творчество нобелевского лауреата Х. Лакснесса. Очевидна законодательная заслуга народа и созданного им в 930 году альтинга, верящего, по пословице, что «на праве земля строится, а бесправьем рушится». Прислушались бы к ней неосторожные создатели сегодняшних русских дисплейных текстов! — 182 —
|