|
Важны последние страницы книги, нескрываемо самокритичные. «Перечитывая оригиналы своих гаванских корреспонденций, я вдруг с грустным удивлением обнаружил, что не одна, не две, а целых три заканчиваются одинаковой фразой, сообщающей, что сейчас поет вся Куба. …Я выложил все корреспонденции на стол, целый ворох бумаги, и перечитал с надеждой, что из этого составится книга. Мне стало грустно. Лишившись злободневности, они потеряли право на жизнь. Одни показались выспренними, другие – поверхностными. Почти из каждой выпирали ненужные эпитеты: Гавана – “солнечная”, солнце – “палящее”, решимость – “непреклонная”, отпор – “решительный”». Вот это уже – теплее, теплее… Здесь уже речь пошла о привычной советской риторике, о советизмах («решительный отпор» империалистам – это уж точно советизм, то есть фрагмент советского публичного языка). «Конечно, во многом была виновата спешка… Но дело не только в спешке. Болезнь эпитетов поражает почти каждого приехавшего на Кубу журналиста. Здесь все так ярко, броско, красочно. И солнце здесь в самом деле палящее. И Гавана взаправду солнечная. И решимость, без сомнения, непреклонная. В этой атмосфере невольно начинаешь декламировать, а не говорить…Конечно, я не отказываюсь от своих корреспонденций. Я писал так, как видел, как понимал, как чувствовал. Но пусть они останутся в подшивке. .. Вот почему 1 мая 1961 года заканчивается эта книга». * * *Осенью 1964 года сотоварищи Хрущева по власти, воспользовавшись тем, что он в отпуске на юге и не сможет организовать себе поддержку, сняли его с поста Первого секретаря ЦК КПСС. В Москву из отпуска Хрущев прилетел уже пенсионером. Естественно, публично ничего не объяснили. Но дело-то было главным образом в том, что Хрущев, рассказав на XX съезде о злодействах Сталина и неправосудных расстрелах известнейших людей (этот переломный в нашей истории доклад он делал как раз в те дни, когда родился на свет Егорка), собирался копать дальше… Это никому из стоявших у власти не улыбалось. Они знали, что в преступлениях сталинских лет замешаны все, кто обладал в те годы хотя бы маленькой властью (был, например, секретарем районного комитета правящей партии). Не в последнюю очередь и сам Хрущев. Но он явно решил в те годы по-русски рвануть рубаху на груди – не пощадить и себя… А вокруг него в тот момент больше оказалось таких, кто не хотели ни разоблачений, ни покаяний. Они хотели – как в русских сказках – жить-поживать да добра наживать. И это у них очень хорошо получалось. С презрением относятся шестидесятники к ставшему после Хрущева во главе партии и страны, ничем себя до этого не прославившему Брежневу. — 66 —
|