Женщина и спасение мира

Симона де Бовуар отказывается видеть в женщине тайну, которую воспевали поэты, отрицает всякую священную символику покрывала и сводит женское существо к простой загадке, не совсем еще разгаданной. Такая антропология до того проста, что обезоруживает; основанная на метафизической пустоте, она заканчивается в абсурде, лишенном всякой консистенции; уничтоженное — ничто, а дальше?.. Человеческое существо не обладает ничем, что могло бы выйти за пределы эмпирического; всякая трансцендентность заключена в закрытые границы этого мира, в дурной бесконечности человеческих проектов, и невозможно никакое трансцендирование этой замкнутой тотальности — к Другому, потому что этот Другой не существует и, главное, человек не есть замысел Божий. Сущность целиком заключена в существовании; в своей чистой субъективности человек есть ничто; он лишь дефект на гладкой поверхности небытия. В подобном аду мир (как состояние — pax) может быть синонимом только скуки и сна; остаются лишь судороги отчаяния, борьбы двух "инаковостей". Единственная встреча лицом к лицу — это встреча двух сексуальных партнеров, и единственный экстаз — это экстаз "маленькой вечности наслаждения", в которой каждый утверждает себя как самый необходимый и, в результате, совершенно ненужный[14].

Феноменологический анализ, чтобы быть приемлемым, должен достаточно глубоко проникать во внутреннюю жизнь человека — до взаимодействия между человеком и нормативным порядком ценностей, до области первообразов.

Истина о женщине — это не тот или другой женский тип, даже самый замечательный по своим человеческим качествам; истина лежит в духовном плане харизм, открывающихся в первообразе женского начала, ибо этот первообраз содержит в себе и объясняет все формы женского начала. Он один трансцендирует образы верных супруг, благочестивых вдовиц и, более широко, женщин, у которых остались лишь качества, связанные с "домашним очагом", причем мерой для этого служит историческое явление: патриархат, царство самца.

В то время как имеется огромная литература о женщине, не существует ни одного подобного произведения о мужчине, то есть о мужском начале; достаточно применить тот же метод к мужчине, чтобы немедленно убедиться в его нелепости, убивающей сам принцип подобного подхода: можно ли говорить о девственном мужчине, о муже, о вдовце или о приходском деятеле? Но даже если женщина является "продуктом" мужской цивилизации, то о мужчине можно сказать то же самое; и действительно, мужское существо ставит ту же проблему. Как проницательно заметил Мерло-Понти[15], мужчина также не является "естественным видом", но — "исторической идеей".