Во что верит Россия

Как отмечает известный исследователь старообрядчества С. Зеньковский, по своей строгой дисциплине, пуританскому подходу к миру, трудолюбию и постоянному стяжанию, сознанию своей исключительности и избранности, мирскому священничеству (наставничеству) некоторые общины (в первую очередь, федосеевского согласия) скорее напоминают Женеву времен Кальвина, чем православные монастыри. Повышенное чувство исключительности, ощущение греховности внешнего мира, священство мирян и личная ответственность человека за свое спасение верой, выражающейся в молитве, труде и аскезе, сближали эти столь отдаленные в своем историческом развитии движения. Кажущееся принципиальным отличие заключалось в том, что Кальвин учил о необходимости организованного государства как части устроенного Богом порядка: "роль государства не менее значительна, чем роль хлеба, воды, солнца и воздуха, но она гораздо более почетна". Эта позиция резко контрастирует с принципиальным антиэтатизмом, на первых этапах превалировавшим в старообрядчестве.

Однако это различие легко объяснить. Кальвин сам возглавлял теократическое государство, ему ли его не прославлять? Старообрядцев же государство стремилось уничтожить. Но уже в XIX в. среди тех же федосеевцев представления о государстве почти дословно воспроизводят лютеровские размышления на эту тему: "Как небо отделено от земли, так духовное отделено от гражданского; гражданские установления необходимы, и все справедливые законы необходимо не за страх, а за совесть исполнять". Это ли не присущее лютеранству строгое различение сферы Евангелия и сферы закона?

Как в идеологии "бегунов" и "странников" ярче, рельефнее всего выразилось общестарообрядческое отношение к государству, так в идеологии федосеевцев выразилось отношение к хозяйственной деятельности. Другие согласия: белокриницкое, поморское -- шли по сути тем же путем, но в более мягких, умеренных формах. Типичное крупное старообрядческое предприятие начала ХХ в. уже мало походило на монастырь, но все же представляло собой нечто вроде большой общины, в которой работники были связаны с руководством чувством взаимной ответственности и солидарности. Это выражалось, с одной стороны, в прогрессивных социальных отношениях (8-часовой рабочий день, страхование, больницы, детские сады и т. д.), с другой стороны, -- в высокой трудовой этике рабочих. Большое предприятие было связано с мелкими, с кустарями, с банками, коммерческими предприятиями, в которых также обычно работали единоверцы. Весь этот организм напоминал современную западную корпорацию. Причем практически все новшества воспринимались не как новаторство, а как возврат к доброй старине, к "Святой Руси".