Во что верит Россия

Более респектабельные и конформистски настроенные слои старообрядчества, не верившие, что благодать исчезла из мира окончательно, не считали царя антихристом и исполняли законы (за исключением тех, которые были направлены против их веры). Однако в их отношении к власти не было ни капли раболепства, они были сторонниками законности -- и только. Репрессии и дискриминация не давали им забыть, что их "Святая Русь" не имеет ничего общего с уваровской триадой "православие, самодержавие, народность". Возможность моления за царя даже для конформистски настроенных согласий была очень больным вопросом. Окружное послание 1862 г. Духовного совета рогожских старообрядцев, призывавшее, среди прочего, молиться за царя, вызвало такое возмущение, что само же руководство Белокриницкой Церкви было вынуждено вскоре запретить его распространение; поморцы ввели моление за царя только в 1909 г., после указа о веротерпимости.

Неприязнь к власти, преследующей ревнителей древнего благочестия, переросла в критическое отношение к власти вообще. Старообрядцы всем сердцем любят древнюю Русь, ее святых подвижников, ее благочестивый народ. Но вот парадокс: у них нет культа благочестивых царей.

Современное либеральное сознание забывает о своих религиозных корнях. Особенно русское. Забывает потому, что эти корни гораздо труднее проследить в России, нежели на Западе. Демократическое правовое общество выросло на Западе в значительной степени из религиозных идей -- здесь можно назвать и Лютера, и Кальвина, и американских пуритан, и Фому Аквинского. Современное русское либеральное сознание, хотя и отринуло коммунизм, в представлениях о собственном происхождении не ушло далеко от идейной генеалогии, которую выстраивал Ленин: Радищев -- декабристы -- Герцен. . . Результат налицо.

Как бы ни были слабы религиозные корни демократии в России, их необходимо искать в собственной духовной культуре. Лучше всего они прослеживаются в старообрядчестве. Как следствие развития логики самой доктрины (поменьше менять и придумывать), а также в силу постоянных репрессий и отсутствия вплоть до конца ХIХ в. собственной профессиональной интеллигенции, в старообрядческой среде не возникло ни политической идеологии, ни политических движений. Однако в тех случаях, когда старообрядцы оказывались в условиях демократии, они вписывались в них легко и органично, будто демократический костюм был сшит не на Британских островах, а в заволжских лесах. Указ о веротерпимости 17 апреля 1905 г. и последовавшее за ним распечатывание алтарей позволили старообрядцам активно включиться в социальную и политическую жизнь России. И тогда, в начале ХХ века, старообрядчество не породило ни революционеров, ни черносотенцев. Гучков или Рябушинский -- настоящие европейские консерваторы, каких очень мало вышло из православной среды. И если политиков общенационального масштаба среди старообрядцев нашлось немного, то в местном самоуправлении, земстве, городских администрациях они в полной мере проявили свои незаурядные способности.