|
Батюшка не «замазывал» недостатки Православия, которые бросались в глаза, но страстно хотел, чтобы его страна и Церковь от них очистились. Этим он напоминал Петра Чаадаева, который будучи великим патриотом, с горечью писал о застое, объявшем в то время российское общество. «Чаадаев, — говорил батюшка, — не считал, что Запад есть абсолютный идеал, но и не считал, как некоторые, что надо вернуться в патриархальную старину… Чаадаев стоял на принципе сбалансированности, гармонии; он говорил, что страна, находящаяся между Азией и Западной Европой, между Востоком и Западом, способна соединить в себе два пути познания, и не только познания, но и осуществления идеала на земле… Он считал, что христианский идеал не абстрактный, не загробный, не заоблачный, а земной! Христос принёс его на землю, чтобы люди его осуществили! Чаадаев утверждал, что это возможно лишь при соединении в едином потоке западной активности и восточной глубины созерцания. И этот синтез, он полагал, возможен именно в его стране». Конечно, прошло больше ста лет, и человеческие типы сильно перемешались. Сегодня нельзя уже строго говорить о западной активности и восточной созерцательности; люди в разных странах стали меньше отличаться друг от друга. Но очевидно, что призвание России связано с богатством её возможностей, только они не должны противоречить Евангелию: страна открытых степей должна, наконец, стать страной открытой души. Две христианские конфессии — это, по словам поэта и философа Вячеслава Иванова, — лёгкие, которыми должна дышать Вселенская Церковь. Но христианство пока ещё не выполнило своего исторического предназначения стать Вселенской религией. И дух Русской Церкви, которая должна была бы способствовать единству христиан, сочетая западную и восточную культуру, пока не воплотился в её служении. Для России по–прежнему остаётся важным призыв В. Соловьева, высказанный сто лет назад: «Не для лёгких и простых дел создал Бог великую и могучую Россию. И как ни трудно дело соединения Церквей, оно остаётся нашею жизненною задачею и всемирно–историческим призванием… Мы верим в национально–вселенскую идею России, но вера без дел мертва. А дело живой веры должно быть сообразно той идее, в которую мы верим. Оно должно быть таким же национально–вселенским, как и она. Наше всемирное призвание не может исполниться само собою, помимо нашего действия, а мы не можем действовать, когда не знаем, что должны делать, куда идти. Если бы наше призвание состояло в создании чисто материальной цивилизации, какого?нибудь всемирного муравейника, тогда ещё можно было бы положиться на одни инстинкты. Но когда дело идёт о вселенской христианской культуре, тут уж никак нельзя обойтись без духовного, свободно–разумного действия, сопряжённого с нравственной ответственностью и для отдельных лиц, и для всего народа. — 145 —
|