Епископ Акакий, под чье покровительство узник был переведен в Отроч монастырь под Тверью, был человеком мягким и сострадательным, хоть и «мало учен в грамоте». Он с уважением относился к своему подопечному, нередко обращался к Максиму за разъяснениями трудных мест в книгах, даже кормил ученого монаха со своего стола («яко и на трапезу ему седети вкупе со святителем и ясти с единаго блюда»). В Отроч монастыре Максиму было дозволено пользоваться монастырской библиотекой, и он берется за переводы толкований на книгу Бытия, на Псалмы, на Пророков, на Евангелие и Апостол, пишет многочисленные собственные сочинения. Как только появилась возможность писать, Максим Грек подробно описал гибель Савонаролы в «Повести страшной и достопамятной и о совершенном иноческом жительстве». В «Исповедовании православной веры», написанном в духе его любимого Иоанна Дамаскина, содержится подробный ответ на два главных обвинения – в ереси и государственной измене. Максим Грек сам себе становится адвокатом: его «оправдательные» сочинения адресованы церковным и светским властям, друзьям, а некоторые – братьям-христианам всего мира, всему православному человечеству. «Поскольку меня, невиновного человека, не страшатся называть еретиком, а также врагом и изменником Русской державы, то я счел необходимым отвечать о себе…» «Молю всякого благочестивого священника и князя выслушать ответ мой.» «Молю вас, православные, не слушайте такую неправедную клевету.» В 1539 году в результате борьбы боярских кланов с московской кафедрой митрополит Даниил был низложен и сослан в тот же в Иосифо-Волоколамский монастырь, куда он четырнадцать лет назад велел заточить Максима Грека. Максим отправил ему «Послание о примирении к бывшему митрополиту Даниилу, уже изверженному», напоминая о заповеди Христа примирися с братом своим (Мф. 5: 24), и даже первым попросил у него прощения. «Знаю и хорошо помню, что я опечалил священную твою душу два или три раза, не послушавшись тебя в том, что ты мне тогда приказывал. Это мне стало известно из твоих слов, которые ты с негодованием высказал мне на суде, когда я был судим и допрашиваем на соборе: „Постигли тебя, окаянный, грехи твои, так как ты отказался перевести для меня священную книгу блаженного Феодорита“. По поводу этого ослушания объясню истину твоей святыне, что не по какой другой причине я тогда ослушался тебя, как только потому, что опасался, что перевод этот мог послужить претыканием и соблазном для некоторых православных…» Но все эти подробные, изложенные прекрасным литературным языком аргументы в невиновности и пояснения, почему его несправедливо считают еретиком, не снимали с Максима пожизненного заключения. — 15 —
|