Человек среди религий

Риск возникновения ереси связан с развитием церковного сознания. Противоположен ему риск догматизма: замыкание соборного мышления среди найденных когда-то ориентиров, потеря способности к обновлению. Ересь и догматичность – неизбежные Сцилла и Харибда всякой церкви.

В чём состоит цель того движения мысли, которое может быть объявлено ересью? В том, чтобы стать самостоятельной конфессией – или в том, чтобы прояснить церковную истину? Наверное, правда еретика не в стремлении к самостийности, а в искреннем поиске новых ориентиров.

В чём смысл догматической охраны церковного мышления? В том, чтобы не позволить никому самостоятельно думать, – или в том, чтобы уберечь церковную истину от искажения? Наверное, страшны не догматы, объединяющие вокруг себя одинаково верующих, а догматизм, который заменяет смысл формулой, не очень отвечающей человеческой жизни.

История ересей и расколов во многом связана с корпоративными свойствами церквей. Но вместе с тем это явление символично и для духовной потребности человека искать свой собственный путь, не довольствуясь протоптанными тропами. Множественность церквей олицетворяет множественность путей человека к Высшему.

Олицетворяет, но вовсе не исчерпывает. Ведь личностных путей куда больше.

Недаром огромную роль в церковной жизни играет пророк – личность, которая становится остриём нового духовного прорыва. Личность, которая является катализатором религиозной ориентации (или переориентации) для конфессии в целом. Выдвигаемые пророком ориентиры относятся не столько к корпоративным проблемам (в этом отношении всё иногда переворачивается по-новому), сколько к новым мистическим открытиям. Это может быть ересью для прежней церкви и прочным фундаментом для церкви, рождающейся заново.

Для церкви естественнее опасаться разрушительной ереси. Для человека, мыслящего активно и открыто, естественнее опасаться догматизма. А для человека, нуждающегося в ориентаторе, важны не столько проблемы ереси и догматизма, сколько личность духовного лидера. Разнообразие ситуаций велико, и отношение к ним у каждого своё.

Может быть, вернее говорить не о том, кто чего опасается, а о том, кто на что опирается. Кому что нужнее – организационно или психологически, но именно для духовного движения к Высшему. Остальное не так интересно.

Здесь снова можно обратиться к представлению о личной соборной жизни. Оно подчёркивает нашу свободу и от цепей догматизма, и от революционного ажиотажа ереси. Если для нас важнее то, что нас духовно соединяет с другим людьми, мы не будем выдвигать на первый план то, что нас с ними разъединяет.