|
Но против церковных экскоммуникаций нельзя было бы возражать с демократической точки зрения, только в том случае, если бы церковь представляла одну из многих партий в стране. Кто не верит в правила веры, установленные церковью, кто не повинуется ее постановлениям, тот не может принадлежать к ней. Демократия не имеет никаких оснований требо-вать от церкви терпимости— но только тогда, конечно, когда церковь довольствуется тем, что она является партией наряду с другими, когда государство не берет ее сторону или отождествляет себя с ней. Тогда откры-вается поле деятельности для демократической цер-ковной политики, но не в смысле требования терпимое-ти к неверующим в самой церкви, что было бы только половинчатостью и слабостью. Но если против правил экскоммуникаций церкви, пока она не является государственной церковью, нельзя ничего возразить с демократической точки зрения, то можно очень много возразить против тех форм, в которых она практиковалась уже в ту эпоху, о которой мы теперь говорим. Теперь экскоммуникация совершалась не всей массой членов общины, а только ее бюрократией. И чем больше мог пострадать от нее отдельный член, тем больше становилась власть церковной бюрократии и ее главы, епископа. Ко всему указанному присоединялось еще и то обстоятельство, что на церковных соборах делегатом данной общины всегда являлся ее епископ. Власть епископа начала развиваться одновременно с возникновением соборов, и последние с самого начала являлись съездами епископов. К назначению и полноте власти, которые епископ приобретал благодаря управлению общинным имуществом и благодаря управлению и руководству всем административным, судебным и пропагандистско-научным аппаратом общинной бюрократии,— ко всему этому теперь, после развития соборной жизни, присоединилось превосходство целого католической церкви над отдельной частью, над общиной. Епископ противостоял последней, как представитель всей церкви. Чем крепче становилась организация вселенской церкви, тем бессильнее становилась община по отношению к епископу, по крайней мере там, где он представлял тенденции большинства своих коллег. «Союз епископов лишил мирян всякой власти» [6]. Полноту своей власти епископы не без основания вели от апостолов, преемниками которых они себя считали. Апостолы, как и они, представляли в совокупности всех общин интернациональный связывающий элемент в противоположность каждой отдельной общине. И именно из этого положения они извлекали огромную часть своего влияния и могущества. Очень скоро исчез и последний остаток первоначальной демократии, господствовавшей в общине, ее право выбирать всех должностных лиц, в которых она нуждалась. Чем больше становились влияние и сила епископа и его подчиненных в общине, тем легче было ему добиваться выбора угодных ему людей. В действительности все должности раздавал он. При выборе самого епископа уже с самого начала больше всего шансов имели кандидаты, предложенные клиром, и, наконец, дело дошло до того, что епископа выбирал только клир, а масса членов общины сохранила только право утверждать или отменять этот выбор. Но и это право превращалось все больше в простую формальность. Община мало-помалу низведена была до роли голосующего стада, которому клир представлял выбранного им епископа для того, чтобы оно восторженно приветствовало его. — 297 —
|