|
Но если мессия мог вознаграждать верных ему, то нетрудно было прийти к заключению, что ему принадлежит и карающая сила. И действительно, так же как для борцов была невыносима мысль, что мученики останутся без воздаяния по заслугам своим, мучительна была для них и мысль, что все их угнетатели, умершие в счастье, уйдут от наказания, что они в подземном мире будут вести такую же безразличную жизнь, как и тени праведников. Поэтому и их тела также должны были воскреснуть и после быть отданы в жертву ужаснейшим мукам. При этом первоначально вовсе не думали о воскресении всех мертвых. Воскресение должно было быть заключением борьбы за самостоятельность и мировое господство Иерусалима. Оно должно было поэтому охватить только тех, кто пал в этой борьбе с одной и другой стороны. Так, в Книге пророка Даниила о дне победы иудейства сказано следующее: «И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление» (Дан. 12:2). Так называемое Откровение Иоанна принадлежит, как мы уже заметили, к тому же кругу идей. В сохранившейся христианской переработке оно говорит о двух воскресениях. Первое из них не есть воскресение всех людей, а только мучеников — в сохранившейся редакции, конечно, только христианских,— которые ожили, чтобы царствовать на этой земле тысячу лет. «…Души обезглавленных за свидетельство Иисуса и за слово Божие, которые не поклонились зверю, ни образу его, и не приняли начертания на чело свое и на руку свою. Они ожили и царствовали со Христом тысячу лет. Прочие же из умерших не ожили, доколе не окончится тысяча лет» (Откр. 20 : 4—5). Вера в воскресение была боевой доктриной. Порождение фанатизма долгой и упорной борьбы с могуществен ным врагом, она может быть объяснена только им. Понятно поэтому, что вера в воскресение сама питала и укрепляла этот фанатизм. В неиудейском мире эта вера встретилась с потребностью в бессмертии, которая не имела ничего общего с потребностями борьбы и скорее возникла как результат апатии и смирения. Этой потребности античного мира обязаны были своим широким распространением философские доктрины о бессмертии души, развитые платонизмом и пифагореизмом. Но на массы того времени, не привыкшие к абстрактному мышлению, гораздо более живо и наглядно должна была действовать надежда на будущее воскресение, выраженная фарисеями. Массы охотно принимали эту надежду, которую они переводили с языка иудейских условий на язык своих общественных отношений. Этой верой в воскресение в немалой степени объясняется сила иудейской пропаганды до разрушения Иерусалима. Последнее событие унесло большинство тех, что твердо были уверены в близком пришествии мессии, и поколебало веру в это скорое пришествие у других иудеев. Мессианские чаяния перестали служить одним из главных побуждений практической политики в среде иудеев, они превратились в благочестивое пожелание, в скорбную тоску. Но вместе с этим фарисейская вера в воскресение потеряла свои корни в иудейском мышлении. Наряду с верой в мессию она удержалась только в христианской общине, которая, таким образом, унаследовала от фарисейства часть своей лучшей пропагандистской силы. — 195 —
|