|
Флоренский был весьма осмотрительным церковным деятелем и не поставил подпись под предисловием к»Апологии»Булатовича. Будучи профессором Московской духовной академии, он хотел избежать открытого участия в конфликте с церковными властями. Этим, очевидно, объясняется и тот факт, что, несмотря на неоднократные просьбы Новоселова и Булатовича поместить те или иные материалы, посвященные теме почитания имени Божия, в»Богословском вестнике», ни один материал на данную тему в»Вестнике»напечатан не был. Анонимное предисловие Флоренского к»Апологии»Булатовича содержало также анонимный отзыв, принадлежавший, как писал Флоренский,«перу одного из наиболее уважаемых и заслуженных богословов нашей родины» [555]. Автором отзыва является М. Д. Муретов, профессор Московской духовной академии по кафедре Священного Писания Нового Завета [556]. Муретов, получивший на отзыв рецензию инока Хрисанфа на книгу»На горах Кавказа»и рукопись»Апологии»о. Антония (Булатовича), вполне безоговорочно поддержал»Апологию»и осудил рецензию. Он считает апологета (Булатовича)«далеко не невежественным», тогда как на стороне рецензента (Хрисанфа) — «полное невежество и непонимание дела» [557]. Спор между имяславцами и их противниками, по мнению Муретова, является продолжением споров, начавшихся еще в античности и продолжавшихся во времена Древней Церкви, в поздневизантийский период, в эпоху Средневековья и в новое время: Весьма внимательно и даже с большим удовольствием прочитал я присланные Вами тетради [558]. Веет духом истого монашества, древнего, подвижнического. Дело, конечно, совсем не так просто, как взглянул на него рецензент книги о. Илариона. Корнями своими вопрос об Иисусовой молитве и имени Спасителя уходит к исконной и доселе нерешенной, точнее — неоконченной, борьбе противоположностей идеализма, или, что то же, реализма и мистицизма с одной стороны, — и номинализма, — он же рационализм и материализм, — с другой. Простецы из истых подвижников<…>- как Игнатий Брянча–нинов, еп. Феофан [Затворник] и о. Иван [Кронштадтский], — непосредственным опытом и интуитивно постигли, как и ранее их многие отцы и подвижники постигали, — истину, до коей ученым книжникам и философам приходится добираться с большими трудностями<…>Истое христианство и Церковь всегда стояли на почве идеализма в решении всех возникавших вопросов — вероучения и жизни. Напротив, псевдо- и антихристианство и инославие всегда держались номинализма и рационализма. Грани истории номинализма: софисты и т. д. до Ницше. Это в философии, — а в Церкви: распявшие Христа архиереи, евионеи, Арий и т. д. до Варлаама и графа Толстого. Грани истории реализма: Сократ с Платоном<…>до Гегеля с его правою школою и Достоевского — в философии и художественной литературе, — а в Церкви: Евангелие, Ап. Павел и т. д. до Паламы и о. Ивана. Идеализм и реализм лежат в основе учения о единосущии и троеличности Божества, о богочеловечестве Спасителя, о Церкви, таинствах, иконопочитании и далее. И я лично весь на этой стороне [559]. — 95 —
|