Ещё одно сомнение терзает его: а вдруг предать должен не он? Что, если на эту роль предназначен другой ученик? Что, если Иуда слишком поспешил, приняв на свой счёт слова Иисуса о том, "один из вас предаст Меня"? И потому он ждёт, хотя и не знает, чего именно, и надеется, что Иисус внесёт ясность в этот вопрос, пошлёт ему какой-нибудь знак. И когда Иисус напоминает ученикам о том, что предающий находится среди них, а все ученики, один за другим, спрашивают: "не я ли?", Иуда, затаив дыхание, задаёт тот же вопрос: "не я ли, Равви?" На что Иисус (впервые!) даёт конкретный ответ: "ты сказал". Совершенно иначе видит смысл заданного Иудой вопроса скептик Ренан: "Вероломный ученик не потерял присутствия духа: он осмелился даже, как рассказывают, спросить, подобно другим: "Не я ли, равви?""[100] Однако было бы неверно понимать вопрос Иуды как проявление крайнего цинизма: трудно, практически невозможно представить себе настолько порочного человека, который бы в течение трёх лет странствовал с Учителем бок о бок, делил с ним тяготы совместной жизни, внимал его учениям и пророчествам, пусть даже предающий его ради денег - и столь цинично, глаза в глаза задающий вопрос, ответ на который ему заведомо известен. Более того, если исходить из версии, согласно которой Иуда предаёт Иисуса из корыстных побуждений, то его вопрос не только нелогичен, но и опасен для него. Действительно, всё спланированное Иудой должно оставаться под покровом тайны - иначе он рискует потерять пресловутые тридцать серебренников, полученные им в качестве мзды за предательство (и которые, кстати, он ещё не истратил: вспомним возвращение этих денег первосвященникам на следующий день). В этом случае заданный им вопрос мог бы привести к тому, что преступный замысел раскроется и весь его план рухнет. Иуда не мог рисковать. Отсюда следует, что вопрос задан лишь с одной целью: чтобы получить ответ, внести ясность, избавиться от сомнений. "Действительно ли я должен сделать это, Учитель?" - именно так следует понимать вопрос Иуды. Здесь важен ещё один момент: вопрос свидетельствует об отсутствии предварительной договорённости между Иисусом и Иудой. Если бы такая договорённость существовала, вопрос был бы неуместен. Иуда действует по собственной воле, не следуя при этом ничьему приказу или указанию. До Тайной вечери Иисус позволяет себе лишь намёками, опосредованно направлять своего ученика, его помыслы в нужное русло, оставляя при этом право выбора окончательного решения за Иудой. 3. Самым мучительным для Иуды было осознание полного своего одиночества. Нет плеча друга, на которое в трудную минуту можно опереться, нет надёжного спутника, к которому можно обратиться за помощью или советом. Иисус? Нет, слишком велика дистанция между Учителем и учеником, слишком боготворит его бедный Иуда, чтобы вверить ему свои сомнения и страхи, излить свою душу. Невозможно представить, чтобы нелюдимый, немногословный, замкнутый, держащийся особняком Иуда стал бы допытываться у Иисуса, следует ли ему предавать его или нет! И только робкое "не я ли, Равви?" позволяет себе Иуда, на что тут же получает от Иисуса утвердительное "ты сказал". Однако Иуда ждёт чего-то большего. — 68 —
|