Библия, характеризуя отношения между Богом и человеком после падения последнего, оттеняет преимущественно ту сторону этих отношений, по которой человек сделался недостойным любви Божией, отвергнутым от общения с источником света и жизни и через это погруженным в волны страданий и смерти. Но эти отверженные грешники не переставали в Боге видеть своего Творца и Спасителя. К Нему неслись из всех страдающих грудей вопли о прощении, милости, спасении. Преклонялась вера перед Богом и неисповедимосгью Его путей, но и жила надеждой на спасение от Него же. Книга псалмов — живой голос всех стремлений, сомнений и надежд верующего сердца, и как много там жгучей горечи от сознания этой богооставленности мира, какая бездна самоотречения должна была быть пройдена для того, чтобы привести верующего к преклонению перед путями Божиими. Трагедия душевной жизни не в том лишь была, что человек был бессилен загладить свой грех, сделаться достойным любви Божией, — но и бессилен в самом своем стремлении к этой любви до того мгновения, пока неискупленными оставались и все страдания мира, невычерпанным море слез. Истинное примирение с Богом могло совершиться лишь тогда, когда не только Бог мог возвратить Свою любовь людям, но и люди могли пожелать свободно отдать свою любовь Тому, Кто до конца возлюбил их. Евангелие отвечает на эти томления сердца великим откровением, что "Бог так возлюбил мир, что поспал Сына Своего Единородного" (Ин. 3:16), послал в мир, чтобы до конца испить чашу возможного в мире унижения и страдания. Воплощение и страдания Сына Божия — это величайшая тайна и в то же время величайшее юродство Евангелия. Поистине "таинство странное" — видеть рождение Безначального, ограничение Абсолютного, страдания Всеблаженного, смерть Вечного. И однако в этом именно таинстве, в этом "безумии" веры евангельской источник всей христианской любви. Тайна эта оставляет под непроницаемым покровом вопрос о божественном всемогуществе, неизменяемости, всеблаженстве, но зато она солнцем жизни являет безмерную высоту любви Отца. "Бог есть Любовь" (1 Ин. 4:16), пусть только это свойство Бога открыто нам в "безумии" Евангелия, но это именно и есть тот свет, который согревает все сердца и влечет их ко Христу. Таинственность, "безумие" веры во Христа распятого безмерно превосходят для нашего разума все те трудности, какие не могли быть разрешены им в икономии творения, в факте страданий, смерти. Но сердце наше, наша совесть, высшие и внутреннейшие запросы души, — они успокаиваются во Христе и через Него в Боге, Отце людей. Можно верить и не верить во Христа, но нельзя, веруя в Него, не отдать любви своего сердца Бог/ любви. Остаются точно по-прежнему неискупленными детские слезы, бремя вины отцов на детских плечах, таинственность судьбы человека от самой колыбели. Но когда Евангелие говорит, что всеблаженный Бог родило) в яслях, что на земле и Он плакал и страдал, то сердце преклоняется перед великой тайной путей жизни, успокаивается в мысли о Том, Кто с первых дней жизни изведал нищету и человеческую злобу. Есть в небесах Тот, Кто может понять это горе, Кто смеет простить, говоря языком Карамазова. И весь ужас жизни, сплошной позор человеческой истории, безбрежность страдания — все это неизменно царит в мире, но они уже больше не являются преградами на пути влечения сердца к Богу. Чистая и благородная мысль человеческой души всегда, во все времена, во всех религиях и у представителей величайших философских систем умела постигать, что высшая мировая красота — в страдании добра; настоящее величие — в добровольном смирении, наибольшая сила — в видимом ничтожестве, и счастье — в жертве. Но все это не снимало гнета с души, все это казалось точно высокомерным пренебрежением к реальности людского горя и нужды до того момента, пока не воплотился Христос, пока опять-таки Бог всеблаженный не взял на Себя Самого всего бремени горя и скорби, когда встретил на земле полноту унижения, бедности, страданий, предательства со стороны людей. Только страданиями Богочеловека действительно открылось небо для земли, светлый путь любящего порыва души в объятия Отчи. "Так возлюбил Бог мир, что послал Сына Своего Единородного". Больше любви, чем явил миру Христос, никто дать не может, и преклонение мира перед Христом есть преклонение перед Любовью — Богом. — 29 —
|