Задумаемся над источником нашей любви к Бог/. Свет от света и любовь от любви. Так и любовь наша к Богу: "Будем любить Его, потому что Он прежде возлюбил нас" (1 Ин. 4:19). Это величественно простые слова апостола любви. Дитя отвечает любовью любящим его; язычники, т. е. люди, чуждые мысли о мире чисто духовных ценностей, любят любящих их. Христианин называет Бога Отцом, в Нем видит "Отца щедрот и всякия утехи", видит, насколько мир отражает Бога и насколько Бог говорит миру в Единородном Своем Сыне Иисусе Христе. Что мир отражает премудрость и благость Божию, — кто этого не знает? От боговдохновенного поэта-псалмопевца, слышавшего благодарение и восхваление Творца всей тварью, и от величайших философов, искавших оправдания веры в Бога от рассматривания мира, до последнего грубого язычника, благодарящего своего божка, все чувствуют и исповедуют эту Божию благость. "Небеса проповедуют о славе Божией, и о делах Его рук возвещает земля" (Пс. 18:2). Это та мировая гармония, от существования которой всегда человеческая мысль искала прямого перехода к вере в Бога, премудрого Художника мира и Подателя благ. Но вся эта мировая гармония как бы в прах рассыпается перед слезами одного страдающего ребенка; хвалебные и благодарные гимны Творцу мира замолкают невольно перед видом горя и страданий. На тему об этом горе и об этих страданиях бесконечно много можно сказать, так как необъятно их царство на земле. Но потому самому и говорить излишне. Ужаса и необъяснимости страданий в мире никому еще не удалось победить. Рассуждения моралистов о великой "пользе" горя и страданий для души так же мало способны удовлетворить высшим запросам нашей совести, как и циничное "ядым и пием, утре бо умрем" (1 Кор. 15:32). И когда верующий подходит к вопросу страданий с верой в то, что и волос один не упадет с головы без воли Отца Небесного, то эта самая вера стоит перед страшной тайной: Бог всеблаженный — и творение Его страдающее, дитя Его страдающее; Бог всеблагий — и море скорби, печали; Бог всемогущий — и творение, жалко несовершенное; Бог, полнота жизни, — и царство смерти. Пусть я примирюсь со своим страданием как заслуженным и направленным к моему истинному благу. Но у всех теперь перед глазами страдания, "где ни человек не согрешил, ни родители его" (Ин. 9:3), страдания такие же тяжелые, как и незаметные, где для нашего близорукого взгляда не видно, явления Божиих дел; страдания детей за вину отцов; горе и слезы за подвиг всей жизни служить долгу. Чтобы полюбить чистой любовью Отца жизни и мира, надо принять мир таким, какой он есть; через смерть видеть жизнь, через страдания — радость, через несовершенное — совершенство. Все это делает вера в Бога-Любовь, но самая эта вера стоит перед великой неустранимой тайной, требует преклонения перед тайной, всецелого предания себя Богу. — 28 —
|