Иисус не хотел разжалобить их, Он желал дать напутствие обоим. Его приемный отец давно умер, а теперь, когда умирал Он, единственный Сын, не оставалось никого, кто бы позаботился о Марии. Многочисленная родня не позволит Марии бедствовать, но Иисусу не хотелось, чтобы она искала пристанища то у одного родственника, то у другого, как бы хорошо они к ней не относились. Он подтянулся на кресте, готовясь говорить. Сжав зубы, он медленно распрямил колени, и дышать стало легче. Затем, экономя слова, сказал Матери: "Се сын твой". Переводя взгляд на Иоанна, Он твердо сказал: "Се мать твоя". Иоанн крепче прижал к себе Марию. Он посмотрел в глаза Христу и понимающе кивнул. Это был трагический момент для Сына Человеческого. Он смотрел вслед уходящей матери, ее обнимал Иоанн, а не Он, Иисус, и Его глаза затуманились. На миг физическая боль уступила место другой, более тяжкой. Прощание оказалось коротким. Он мог бы сказать о Своей сыновней преданности, Он мог бы сказать, как Он любит ее, что значила для Него ее забота, как глубоко Он понимал все ее страдания в те годы, когда Он взял на Себя трудную миссию, какие терзания Он испытывал от страданий ее сердца в этот ужасный момент. Но Он ничего этого не сказал. Иисус хорошо знал, что такие слова не уменьшили бы ее скорби. Лучше сказать лишь несколько значимых слов. Но за своим горем она чувствовала конечную победу Сына. Медленно тянулись минуты. Священники беспокоились, ведь на водяных часах истекал уже девятый час, а распятые все еще боролись со смертью. Эту затянувшуюся процедуру надо было как-то кончать, но им было не безразлично, что о них подумают люди, и, посоветовавшись, они отправили гонца к Понтию Пилату, чтобы он распорядился предать распятых смерти и совершить погребение до захода солнца. Галилеянин был близок к смерти. Он неподвижно висел на кресте, и в Его глазах стали меркнуть очертания любимых Им людей, города и группы священников. Темнота сгустилась, и Иисус почувствовал холодное прикосновение смерти. Он силился сделать еще один вздох, подняться на руках, чтобы увидеть ускользающий мир. Прерывисто дыша, Он еще раз взглянул на мир, людей перед Собой и прокричал: "Или! Или! лама савахфани?" (Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?). Голос был столь громким, что некоторые вздрогнули. Многим показалось, что Он зовет пророка Илию. "Илию зовет Он, - послышалось в толпе. - Постой, посмотрим придет ли Илия спасти Его". Но Иисус не призывал пророка. Он взывал к Отцу. В этой агонии, еще не достигшей точки, когда нервная система человека теряет чувствительность и наступает беспамятство, Он изрек эти слова из псалмов. — 180 —
|