Учение древней Церкви о собственности и милостыне

А если не хочешь оставить все, отдай большую часть. Если же и того не хочешь, по крайней мере, излишки употребляй благочестиво»[410]. Излиш­ки, то есть все то, что превосходит меру необходимого. Вот, в каких чер­тах св. Григорий описывает эту простоту христианской жизни. «Мы невысоко думаем о богатстве, к которому, аще течет, закон нам повеле­вает не прилагать сердца; не высчитываем у себя годовых и ежедневных доходов; не тщеславимся грузом стола и приправами для бесчувственно­го чрева. но живем просто, не запасаясь на завтрашний день, мало чем различаясь от зверей, у которых нет ни сосудов, ни запасов»[411]. Вообще св. Григорий горячо восставал против роскоши, отмечая с выразитель­ностью ее совершенное несогласие с началом христианской братской любви. Нарисовав потрясающую картину бедствий нищих прокажен­ных, сонаследников наших перед лицом будущей жизни, св. отец обра­щается к своим пасомым с призывом к милосердию и отказу от роскоши в жизни. «Что же мы, — спрашивает он, — наследовавшие сие великое и новое имя, чтобы называться по Христе народом святым. учениками крепкого и человеколюбивого Христа. что сделаем? Презрим мы их (ни­щих прокаженных)? Пробежим мимо?... Нет, братья. Не тому учит нас — овец Своих — добрый Пастырь Христос. не то внушает и приро­да человеческая. Ужели они будут томиться под открытым небом, а мы станем жить в великолепных домах, расцвеченных всякого рода камня­ми, блещущих золотом и серебром, где узорчатая мозаика и разнообраз­ная живопись прельщают и приманивают взор? Да еще в одних будем жить, а другие строить?... Они будут трястись от стужи в разорванных рубищах, а может, еще и тех иметь не будут, а мы будем нежить себя, покрываясь мягкой и пышной одеждой, воздушными тканями из тонкого льна и шелка, и между тем как одними уборами будем не столько укра­шать себя, сколько обезображивать (ибо все излишнее и щегольское я почитаю безобразием), другие наряды. будут лежать у нас в кладо­вых. Они будут нуждаться — о, пагубная моя роскошь! о, бедственное их томление! — будут нуждаться и в необходимой пище; будут в изне­можении голодные валяться у ворот наших, не имея даже столько сил, чтобы просить, не имея голоса, чтобы рыдать, рук, чтобы протянуть их для приведения нас в жалость, ног, чтобы подойти к богатым. Таково их состояние! А мы, роскошно одетые, будем с важностью возлежать на роскошных и пышных ложах. Нам нужно, чтобы все стихии — и воз­дух, и земля, и вода — в обилии доставляли нам дары свои, и стол наш весь был уставлен и обременен мясными яствами и прочими хитрыми выдумками поваров и пекарей. Для них много значит утолить жажду и водой, а у нас пенится в чашах вино: пей до упоения, даже до бесчувствия, если кто невоздержан. Да еще одно из вин отошлем назад, другое похвалим за его запах и цвет, о третьем начнем с важностью рас­суждать. Что это такое, други и братья?... Для чего не спешим, пока еще есть время, помогать сродникам нашим по естеству? Для чего, бу­дучи сами — плоть, не покрываем безобразия плоти? Для чего предаем­ся неге, видя бедствие наших братьев? Не дай мне Бог ни жить богато, когда они нуждаются; ни наслаждаться здоровьем, когда не подам помо­щи к уврачеванию их ран; ни иметь достаточно пищи, ни одежды, ни покойного крова, когда не разделю с ними хлеба, не снабжу их, по воз­можности, одеждой и не успокою под моим кровом»[412].