|
В особом слове «против ростовщиков»[393] св. отец изображает образно и страдание бедных, вынужденных по нужде еще более связывать свою жизнь тяжелым оброком, и недоброе настроение сердца того, кто ищет прибыли от бедности и страданий другого и даже прикрывается видами человеколюбия, и убежденный призыв миловать нуждающихся и доверчиво относиться к каждому просящему. Сущность воззрений св. отца выражена в заключительных словах названной беседы его: «я, прежде всего, проповедую и увещаю дарить, затем приглашаю и давать взаймы (ибо даяние взаймы есть второй вид дарения), но делать это без лихвы и приращений, но как повелело нам слово Божие. Ибо одинаково повинен наказанию и не дающий взаймы и дающий с лихвой, поскольку первый осуждается в нечеловеколюбии, а последний — в барышничестве»[394]. Св. Григорий не усомнился поставить с точки зрения этической оценки рост на одну линию с разбоем и убийством. Св. отец думает, что если кто назовет «лукавое примышление ростов. новым разбоем и убийством, не погрешит против истины. Ибо какая разность иметь у себя чужое, что тайно награблено из подкопанной стены, и, убив прохожего, сделаться обладателем его собственности или вынужденным ростом приобрести себе непринадлежащее? Какое худое проименование: рост служит именем разбою!... Если кто насильно отнимет или тайно украдет у другого путевой запас, называют его грабителем, вором и тому подобными именами; а кто причиняет засвидетельствованную обиду и жестокость, договорами подтверждает беззаконие, того называют человеколюбивым, благодетелем, спасителем и всеми добрыми именами. Приобретенное грабежом называют кражей, а кто при такой нужде обнажает Христа, того жестокость величается человеколюбием, ибо так называют наносимый ущерб беднякам»[395]. Св. Григорий выступал также ревностным противником ро скоши в христианской жизни, как несовместимой и с христианским настроением в отношении будущих небесных благ, и с отношением к бедствующей братии. Если, как мы уже упомянули, по взгляду св. Григория, первым долгом для каждого имущего является то, чтобы делиться своим достатком с неимущим, то ясно, что как бережливость есть тяжкий грех, служащий выражением жестокосердия, что было уже нами указано, так и роскошь свидетельствует об этом же эгоизме, не имеющим ничего общего с христианским настроением. И ветхозаветный прообраз манны[396], и особенно прошение молитвы господней «хлеб наш насущный даждь нам днесь» поучают нас, по взгляду св. Григория, что необходимо в жизни ограничиваться только необходимым. В ярких образах рисует св. Григорий контраст роскоши и параллельно с ней существующей нищеты, чтобы показать всю несовместимость роскоши и всякого рода излишества в жизни христианина, пока в мире существует бедность и недостаток в насущно необходимом. «Вы, сотворенные разумными и имеющие ум, который служит истолкователем и учителем Божественных повелений, не обольщайтесь преходящим. — убеждает св. Григорий. — Определите меру жизни. Что же влечет за собой роскошь? Где ни появится это зло, оно, как болезнь, необходимо влечет за собой и свои бурные последствия. Решившиеся иметь роскошный и изнеженный стол необходимо вовлекаются в постройку великолепных зданий и издерживают много богатства на обширные дома и изысканное украшение их; при этом заботятся о красоте одров, убирая их цветными и всячески испещренными коврами; делают очень дорогие серебряные столы. Обрати со мной внимание и на другое: чаши, треножники, кружки, рукомойные сосуды, блюда, бесчисленные ряды стаканов; шутов, актеров, музыкантов, певчих. В то время, как все это совершается внутри дома, у ворот просидят бесчисленные Лазари: одни покрыты тяжкими язвами, другие — с выбитыми глазами, иные оплакивают потерю ног, а некоторые из них совершенно ползают, потерпев лишение всех членов. Но, взывая, они не бывают услышаны, ибо мешает шум труб, песни певцов и грохот сильного смеха. Если же бедные как- нибудь посильнее постучат в двери, дерзкий привратник немилостивого господина, выскочив откуда-нибудь, отгоняет их палками, зовет беспощадных собак и бичами растравляет их раны. И отходят други Христовы, о которых прежде всего говорят заповеди, не получив ни куска хлеба, ни кушанья, с одним прибытком обид и ударов. Двойной грех обитает в этом доме: один — пресыщение упивающихся, другой — изгнание голодающих нищих. Если Господь видит это (а Он, конечно, видит), то что, по вашему мнению, последует за такую жизнь? Не будем мертвы для веры и бессмертны для наслаждений. А такого образа мыслей держимся мы, когда желаем всем жертвовать плотскому обольщению, как домовладыки, имеющие наследников, как постоянные господа на земле. Помыслим, как существа разумные, что жизнь наша преходяща, что время текуче, непостоянно и неудержимо, как какой-нибудь речной поток, который все, что ни попадет в него, несет к конечной погибели»[397]. — 61 —
|