Три жизни

Вот так Леониде Мануэль Молигрубер ступил под сень Зала Па­мяти, где увидел всю историю жизни — и собственной, и всех прочих ипостасей своей единой сущности от самого начала времен.

Он многое постиг, многому научился, разобрался в совершенных ошибках и узнал, к чему следует готовить себя в будущем. И неведо­мыми на Земле путями его познания неизмеримо расширились, ха­рактер прошел своеобразное очищение, а спустя некоторое время — дни, недели, а может, месяцы — Леониде Мануэль Молигрубер поки­нул Зал Памяти, после чего с помощью нескольких советников прис­тупил к планированию своего возвращения на Землю с тем, чтобы исполнив свое задание в следующей жизни, он смог вернуться на гораздо более высокий уровень астрального бытия.

Глава 7

Болезненно схватившись за грудь, великий президент бессильно откинулся на спинку роскошного вращающегося кресла. Опять эта боль, эта бешеная грызущая боль, от которой грудь словно сдав­ливали безжалостные тиски. С трудом переведя дух, он стал лихора­дочно соображать, что делать. Немедля вызвать врача и ехать в госпи­таль или можно еще повременить?

Мистер Хоги МакОгуошер, президент компании «Блестящая без­делушка», страдал тяжким недугом, сродни тому, что свел в могилу его отца. Основанная отцом фирма процветала как никогда, и Хоги не раз жалел, что старик этого не видит. Однако теперь и сам Хоги мешком осел в кресле, вытряхивая из пузырька капсулы амилнитрата. Разломив их в бумажной салфетке, он почувствовал, как легкий ды­мок проникает в грудную клетку, принося временное облегчение. Впрочем, при его болезни на выздоровление рассчитывать нечего — боль покинет его только вместе с жизнью. Но амилнитрат давал хотя бы небольшую передышку, и на том спасибо. Понимая, что очень многое остается несделанным, он вспомнил о давно умершем отце, о том, как они, бывало, подолгу беседовали — скорее как два брата, чем как отец с сыном. Мельком взглянув в широкое панорамное окно с тонированным вверху стеклом, он припомнил, как у этого окна рядом с ним стоял отец, слегка приобняв его за плечи. Тогда, глядя на здание фабрики, отец сказал: «Хоги, сынок, в один прекрасный день все это станет твоим. Береги ее как зеницу ока, Хоги, и она тебя обеспечит до конца твоих дней». — С этими словами отец тяжело опустился в кресло и — как теперь сам Хоги — застонал от боли, схватившись за грудь.

Хоги искренне любил отца. Как-то раз он уселся на край громад­ного отцовского письменного стола, который посетителям казался и вовсе безбрежным, — прекрасно отполированного резного стола ра­боты старого европейского мастера — и спросил: «Не пойму, откуда у нас такая странная фамилия, папа? Меня многие спрашивают, а я ничего не могу ответить. Сегодня у тебя выдалась свободная минутка, заседание Совета директоров прошло удачно, вот и расскажи, что было до того, как ты приехал в Канаду».