|
Интересно, однако, отметить, что Марк несомненно выражал аффективный материал на одном из ранних сеансов, где мамина и папина кровати (сексуальные действия) пугали детскую кроватку. Марк не давал сознательно материала в коммуникации с психотерапевтом. Скрытый инстинктивный материал, лежащий в основе расстройства, входит в игру и деятельность ребенка, и он служит направляющей силой в лечении ребенка. Однако было бы заблуждением предположить, что ребенок «дает» этот материал психотерапевту как равноправный участник диалога. Способность выносить боль и страх Марк, подобно большинству детей, не может вынести мысль о том, что у него есть какие-то проблемы, и этим он отличается от взрослого пациента. Отчасти способность признать внутреннюю проблему зависит от умения до некоторой степени терпеть состояние страха и дискомфорта. У детей имеется сильная тенденция к экстернализации всех проблем и к перемещению чувства вины вовне, как считал Борнштейн (Bornstein, 1948). Например, когда терапевт заметил, что Марк, возможно, имел «проблемы с драками» в школе, Марк незамедлительно нашел оправдание своему поведению. Он знал, что они все злились на него и все хотели его побить. Логические конфронтации типа «Ты считаешь, что все в твоем классе хотят тебя побить?» никак не воздействовали на его потребность спроектировать вину на других и избежать неприятной ситуации. Ребенок-пациент вроде Марка не является активным участником психотерапевтической работы на ранних стадиях лечения. Терапевт как пугающий объект Описание психотерапевта родителями Марка как «человека, который поговорит с Марком и поможет ему», было воспринято ребенком как попытка просто убаюкать его страхи относительно опасностей в этом новом незнакомом окружении. Он отреагировал выражением ужаса и враждебности. Его явным желанием было убежать прочь от этой порождающей страх ситуации и спастись от лечения. Дети обладают малой способностью устанавливать союз на раннем этапе лечения. Многие начинающие детские терапевты думают о себе как о стремящихся быть полезными и заботящихся о ребенке-пациенте. Детский образ психотерапевта редко соответствует тому, как терапевт сам себя видит. Суммируя сказанное, мы можем сказать, что дети редко мотивированы изначально, обычно они ищут бегства из порождающей страх ситуации и проецируют (т. е. приписывают свои собственные внутренние ощущения другому человеку) агрессивность и побуждения к нападению, которые у них возникают, на терапевта. Состояние детского Эго обычно делает ребенка безвольным пациентом. В целом в работе с детьми необходимо учитывать уязвимость детского незрелого Эго. Необходимо осознавать степень фрустрации, которую способен вынести ребенок и приспосабливаться к детским чувствам (Harley, 1986). Установление взаимопонимания и помощь детям в их осознании внутренних трудностей является задачей терапевта на ранней стадии лечения. — 10 —
|