|
— Вы полагаетесь на какие-либо теории, представления — Лэйнга, Юнга, Фрейда... — Да, но в конечном итоге, сам пациент указывает мне, на каком языке с ним лучше всего говорить. И мое дело услышать это. Я знаю женщин, которые в детстве жили без отца, но выросли с удивительной уверенностью в мужчинах и выработали в себе мужской интеллект и впечатляющую напористость — вы и не подумаете, глядя на них взглядом фрейдиста-психоаналитика, что эта женщина росла без отца. Встречаются аномалии, есть исключения из правил. Было бы бесполезно говорить с такой женщиной на языке Фрейда. Слышали ли вы о патафизике? Это новая наука, изобретенная французским сюрреалистом, Альфредом Ярри. Она изучает законы “исключений из правил” (смеется), и я думаю, что-то подобное должно рассматриваться и в психотерапии. Так часто происходит. Вы не можете провести обобщение. — Вы придерживаетесь традиционного часа или пятидесяти минут... — У меня не существует правил по этому поводу. — Это я и пытаюсь выяснить. — (Смеется.) Правил очень мало. Хотя, в принципе, для каждого пациента я определяю целый час. Вы знаете, душа имеет свой темп, и он не очень-то почитаем в нашем маниакальном обществе. Я обнаружил, что кому-то нужно полтора часа, чтобы душа заговорила. Нельзя форсировать этот процесс, урезая час до 50 минут: вы лишаете душу ее медленного ритма и создаете у пациента постоянную фрустрацию. Со многими пациентами мне приходится работать очень медленно, пока что-то произойдет. Все в душе движется медленно. И у меня нет правил относительно разговора или молчания. Случалось, я проводил с человеком целый час, не говоря ни слова, если мне казалось это необходимым. Иногда я говорю очень много, рассказываю истории и шучу, декламирую стихи, показываю что-то в своих книгах. Обычно я не вторгаюсь в фантазии человека и не прерываю их. Одно из моих правил состоит в том, чтобы следовать за фантазией пациента, не судить и не морализировать. Иногда, если у меня есть ощущение, что человек на каждой сессии просто педантично “отчитывается” о событиях прошедшей недели, и так происходит раз за разом, я могу остановить его и попросить взглянуть на то, что он делает, и увидеть, что есть еще другие вещи, которые он мог бы сделать в это драгоценное время, которое мы проводим вместе. Другая область, в которой я не ставлю себя в жесткие рамки или правила, — место проведения сессии. Архетипическая психология с самого начала, с 1970 г., когда Хиллман первым ее так назвал, много перемещалась за рамки клинического исследования консультационного кабинета и пыталась найти свое место в культуре западного воображения. Реальное место проведения сеанса не зафиксировано лишь в одном конкретном месте — моем кабинете. Поскольку душа — не только субстанция личности, она присутствует везде в мире (как утверждали мои учителя Платон и Плотин), иногда что-то может получиться, если проводишь встречу с пациентом в каком-то особом месте, где можно встретить anima loci, душу места, и это станет частью психотерапии. Так не очень часто случается и бывает сложно организовать чисто технически, но мы с Евой проводили сеансы с нашими пациентами “во внешнем мире”. Рано утром на большом цветочном рынке в Нью Ковент Гардене, например. Или в греческой секции Британского музея, или в долине пауков в зоосаде Ридженс-парка. Когда человек перестает ограничивать душу рамками тела, он видит, что забота о душе может привести его в мир — должна привести его в мир — очень разными путями. Или мы приносим внешний мир в консультационный кабинет. Мы стараемся делать это как можно чаще, обсуждая план офиса, в котором работает человек, или детали архитектуры места, где он живет, или этические вопросы выполняемой им работы. Следуя изречению Юнга “Esse in anima”, что означает “бытие в душе”, мы работаем, понимая, что находимся в душе, а не душа в нас. — 363 —
|