Психотерапевты о психотерапии

— Не могли бы Вы рассказать о людях, с которыми работаете...

— Треть людей обращаются к нам сами. Они скорее пребывают в депрессии, чем имеют проблемы, относящиеся к сфере большой психиатрии, хотя одно не исключает другого. Треть клиентов направляется из стационаров — психиатрами, психиатрическими медсестрами из отделений больниц. И еще треть — люди, направленные социальными работниками и терапевтами. У меня создалось ощущение, что число пациентов, приходящих самостоятельно, растет, но думаю, это естественно — люди все больше признают психотерапию и консультирование и, вероятно, будут продолжать по своей инициативе приходить к психотерапевтам.

Что касается типа этнических групп, постоянно растет число тех, кто приходит из общин беженцев. Значительно растет число турков, курдов, лиц из Северо-Восточной Африки, сомалийцев, эфиопов. И в результате мы организовали проект для беженцев, который будет работать с молодыми людьми — от школьников до учащихся колледжа. Группы людей от 12 лет до 21 года.

Люди индийского происхождения, в основном говорящие на пенджаби и гуджарати, возможно, чаще всего приходят сами. Индийский субконтинент, а не только Индия. Затем есть люди с Карибских островов, из Западной Африки. Некоторые люди из Африки — Анголы, Заира, Мозамбика — бывшие беженцы. Сами приходят и южноамериканцы.

— Многие ли с недоверием относятся к психиатрии?

— Ну, может быть, люди, которые приходят сами, не имеют предубеждений по поводу традиционной для Запада медицины или психиатрии. С подозрением относятся или имеют двойственное отношение к консультированию или психотерапии, в основном, люди из Западной Африки и представители карибской группы. Некоторые из них говорят: “Что ж, это может быть полезно”, а другие: “Что ж, причина, почему я такой, в том, что кто-то заколдовал меня. Вы знаете, это колдовство”. Так что люди иногда могут жить с такой двойственностью мышления. Подобные мысли также встречаются и у людей с индийского субконтинента, но не в такой степени.

Думаю, люди будут видеть в нас тех, кто выслушает их с сочувствием, — даже если не в нашей власти устранить то, что мешает им в жизни или доставляет проблемы. Очень интересная метафора, и если нас не считают полезными, мы можем быть дружелюбными и любезными. (Смеется.)

— Как Вы примиряетесь в своей работе с тем фактом, что Британия — очень расистское общество?

— Это, вообще-то говоря, начинается с первой беседы, но я думаю, все должно начинаться как раз с начала. Если люди — как вы говорите — реально переживают ощущение отсутствия принадлежности, ощущение того, что они здесь не нужны, что у них трудная повседневная жизнь, что им в почтовый ящик кладут всякое дерьмо, что в конце квартала, где они живут, нарисована свастика — как им жить с этим “негры, выметайтесь”? Но люди на каком-то уровне могли от этого отстраняться, потому что невозможно каждый раз столь сильно эмоционально реагировать. Вы как бы откладываете, накапливаете свои эмоции и либо взрываетесь, либо говорите с людьми, которые сочувствуют вашим переживаниям — в семье, с группой друзей, — или просто игнорируете это. При первичной оценке людей спрашивают, чувствуют ли они дискриминацию и есть ли что-то в их жизни, что реально им мешает.