И несколько последних сеансов (примерно 5 или 6) были связаны с больницей. На первом из этих сеансов он увидел больничную палату ночью и самого себя стоящим на детской кроватке, вцепившимся в железные прутья и плачущим. Он вышел из машины времени, сбросил решетку, которая закрывала кроватку сверху (ею закрывали кровать для того, чтобы он не убежал), взял ребенка на руки и долго его успокаивал. Он играл с ним до самого утра. На следующем сеансе он увидел, как две медсестры пытаются сделать ему укол. Он видит, что маленький Максим ревет, царапается и кусается. Разъяренные медсестры орут на него. А одна из них говорит, что если он будет кусаться, то она специально будет его колоть иглой. И он видит, как она несколько раз колет его иглой до крови. Взрослый Максим в этой ситуации действовал совершенно импульсивно: он выскочил из машины времени, вырвал ребенка из рук медсестер. А той, что нарочно колола мальчика иглой, пнул под зад и выгнал из палаты. Затем на нескольких других сеансах он входил в эту больницу и днем и ночью и разговаривал с мальчиком, успокаивал его, говоря, что он точно знает, что скоро придет мама. Он также уговаривал медперсонал уделять мальчику больше времени и так далее и тому подобное. И на одном из последних сеансов он увидел приемный покой и свою мать, которая ждет там маленького Максима. А затем он увидел, что санитарка ввела его. Тот бросился к матери и заплакал. Взрослый Максим вернулся на машине времени до начала этой ситуации, зашел в палату к маленькому Максиму и сказал, что пришла мама. И он договорился с маленьким, что тот не будет плакать. И он принес маленького Максима маме и они вместе пришли домой и устроили праздник. Многие из сеансов путешествий в прошлое ни я, ни он не помним. Но везде он входил в ситуацию и менял ее так, чтобы она стала завершенной. Затем я провел ему полный курс символдраматического лечения. Перед лечением я провел ему тот тест, который описан в разделе о Символдраме. Лес он представил глухой и жутковатый, по типу берендеевского, с поваленными деревьями и практически не проходимый. При попытке пройти по этому лесу в поисках дороги, он застрял среди деревьев, его заклинило в расщелине дерева. Дорога была проселочная, по которой когда-то ходили машины, но уже давно заброшенная. На ней были глубокие лужи, которые остаются после проходивших во время дождя машин. По этой дороге ему было очень трудно пробираться. Луг ему представился вполне обычный, поросший зеленой травой, но очень большой – ни конца, ни края. После моего вопроса: что бы ему хотелось сделать на этом лугу, он лег под деревом в тенечке, поел. — 361 —
|