Наутро после потери

Вам станет хуже, этого следует ожидать, но это хорошо!

Не раз в группе поддержки кто-нибудь говорил: "Мне стало хуже, чем раньше, когда я старался не замечать потерю",-и бывал шокирован, услышав от меня: "Вот и хорошо! Это означает, что вы растете!"

Через день, неделю или несколько месяцев вы почувствуете себя лучше. Если вам стало уютно в процессе работы над горем, это опасный сигнал. Самое время проверить, не пытаетесь ли вы подкопаться, обогнуть или перескочить через свое горе. Это невозможно!

Переживание - единственный способ выйти из горя здоровым.

В книге вы найдете упражнения для управления чувствами, которые вторгаются во время вашего продвижения сквозь горе к новой жизни после утраты.

НЕТ ХУДШЕГО ГОРЯ, ЧЕМ ВАШЕ

Какое горе хуже всего? Что для вдовы тяжелее - если ее муж вдруг умер от разрыва сердца или если его сгубил рак? Что хуже -- пережить смерть мужа или получить развод? Разве смерть ребенка - нехудшая из потерь? Все в мире относительно. Одно-единственное горе хуже всего на свете, и это - ваше горе!

Как-то зимой одновременно случились две гибели, отразившиеся на моей жизни. Одно - несчастный случай в шахте, где погибло несколько человек. Мне позвонила сестра, она знала кое-кого из погибших. Второе трагическое событие - наша 15-летняя кошка уснула навеки.

Вы догадываетесь, из-за какого события я проплакал все глаза? Правильно - из-за кошки!

Нельзя даже сравнивать гибель людей и конец старой калеки-кошки. Но Саманта была моя кошка. Я ее любил. Она была частью нашей жизни. Ее утрата не была официальным событием, о котором я мог бы прочесть в газете, сказать: "Да, жалко", - и перейти к спортивным новостям. Она была моя. От ее потери меня охватило горе.

Жена повезла кошку к ветеринару, чтобы он сделал свое подлое дело. Я остался дома. Я не мог войти в кабинет ветеринара и там расплакаться. Все знают, что большие мальчики не плачут, священники - тем более. Так что я предоставил это жене! Я немного подержал Саманту, почесал ей подбородочек, как она любила, и отнес в машину к Джун.

Когда она уехала, я разрыдался, повторяя:

"Верните мне мою киску! Я не хочу, чтобы она умерла!"

Это была моя утрата, и в тот момент не было для меня горше события в целом мире. Я не хотел слышать, что, мол, она зато больше не страдает, что она и так прожила - гораздо дольше, чем живут кошки.

Я был не объективен; потеря Саманты в этот момент значила для меня больше, чем смерть шахтеров, чем утрата родителей несколько лет назад, чем голодающие в странах третьего мира. Таково горе. Ему не поможешь словами: "Что за ребячество, это всего лишь кошка!"