Жила-была очень энергичная, умненькая и веселая девочка. В школе училась очень легко, на «отлично», но это мало требовало ее времени и усилий. В четырнадцать лет ее повело во все стороны: она писала стихи, гуляла со взрослыми парнями и так далее. Родителям это очень не нравилось. Ссоры с ними загнали ее совсем в жесткое положение, и вот в пятнадцать лет она ушла из дома, чтобы учиться в какой-то спецшколе-интернате. Учиться ей, опять же, было легко, но атмосфера там была совсем несентиментальная: пьянки, драки, молодежный бандитизм. Год она тусовалась с «панками», год — с «рокерами». Не то чтобы я очень хорошо понимал, о каких благородных донах идет речь; меня интересовало другое. В пятнадцать лет у нее появился друг, с которым они стали спать. Тогда она была очень симпатичной (уже позже, когда я смотрел ее фотографии, я понял, что таки да). В шестнадцать лет, конечно, все довольно симпатичные. В этой среде сексом занимались много и беспорядочно, но пока у нее был друг, ей удавалось хранить ему верность. Потом она забеременела, ей было шестнадцать лет. Аборт.Тут можно не пересказывать, всё как обычно: «как во сне. не понимала, что со мной и где я.» Что тут не понимать: это был первый страшный удар со стороны ее любимого секса. Парень очень скоро не выдержал, исчез. Еще какое-то время она продолжала спать с разными другими, но это было уже не то. Совсем, совсем не то. Ей уже не хотелось. Тут она увидела обратную сторону своей миловидности: приставали со всех сторон, много и сильно. Не огражденная защитами социальной среды, она построила эти защиты сама. Так постепенно строился образ «мрачной хиппи». Мрачная хиппи не радовалась жизни, она любила грустные песни и философию отчаяния (ее удовлетворял в этом смысле Сартр и прочие). Она не выносила чужих прикосновений — они все были грязными приставаниями. Она одевалась в темные шмотки походного происхождения, своеобразный унисекс, скрывающий и выравнивающий все формы. Много думала о самоубийстве. Ни с кем не спала (с такой реакцией на прикосновения это мне и раньше было очевидно). Тут, как говорится, ни убавить, ни прибавить. В ту ночь я не вел с ней душеспасительных бесед. Было ясно, что она и сама очень многое понимает. Мы еще пообщались один-два раза, а потом лето закончилось, и мы все разъехались по своим краям обитаний. * * *Прошло два года. Я почти ничего о ней не слышал. Была пара-тройка писем, какие-то рассказы общих знакомых, потом шальная новость, что она взяла другое имя (не хипповскую кличку, а имя основное, «цивильное»). Какие-то у нее с друзьями происходили бурные «движняки», но я жил далеко, и был не в курсе. — 28 —
|