Лицом к подсознанию

Впервые я сознательно попыталась воссоздать эту сцену вместо обычных интеллектуализаций о ней. Мысленно я уви­дела перед собой картину: детская комната, я стою прямо за дверью, чтобы дочери не было меня видно, мои глаза напря­женно следят за стрелкой часов в ожидании разрешенного времени кормления. Я помню, как она кричала, моя бедная малышка, и как я сама плакала вместе с ней: слезы беспо­мощности, фрустрации, тревоги, и... вины. Эта вина захлест­нула меня такой болезненной волной, что я зарыдала, будто снова оказалась в той же обстановке. Скрытая вина заглу­шила собой весь гнев. Пятнадцать лет я сваливала ответ­ственность на чужие плечи, обвиняя педиатра в том, что она морила голодом моего ребенка. Теперь, когда уже было позд­но, я осмелилась почувствовать вину сама.

Шаг 5. Определить паттерн. Чувство вины длилось око­ло минуты, а потом я увидела свой паттерн. Не всю картину моих взаимоотношений с ребенком, не мою базовую уста­новку, связанную с едой — ничего глобального. Простой паттерн, состоящий в том, что всякий раз, когда дитя кри­ком просит есть, старая скрытая вина поднимает голову и угрожает вырваться наружу, чтобы причинить мне боль. Сперва я напрягаюсь и начинаю бешено метаться, стара­ясь доказать себе, какая я хорошая мать, потом, когда па- пряжение становится невыносимым, я нахожу спасение в гневе. На следующей стадии я отыгрываю этот псевдогнев, что только выводит ее из себя еще больше. Это удесятеря­ет мою скрытую вину, которую я вынуждена скрывать за еще большим гневом и т.д.

Теперь, обнаружив свой паттерн, я стала предсказуе­мой для самой себя. Я могла, дождавшись случая, когда та же самая проблема повторится, попытаться справиться с ней другим способом. Я еще не знала точно, как поступлю в следующий раз. Само собой разумеется, месяц или два спу­стя я услышала привычную жалобу: «Когда мы сядем есть? Я умираю от голода!» И снова я почувствовала напряже­ние, но на этот раз, не дожидаясь, пока оно перерастет в гнев, я вспомнила свою скрытую вину. Теперь мне не надо было чувствовать ее заново, все, что я сделала, это вызвала ее в памяти. Мое напряжение немедленно спало, и интона­ция дочери сообщила мне совершенно другое. Вместо при­вычного: «Да что же такое с обслуживанием в этом парши­вом отеле ?» я услышала: «Мамочка, мне так плохо. Разве тебе все равно?»

Конечно, мне было не все равно. Безо всякого напряже­ния я немедленно отреагировала на ее потребность: «Сей­час, сейчас, дорогая. Ужин уже почти готов». Это было все, что ей хотелось услышать от меня, — и больше ни звука из ее комнаты!