|
[4] Как пишет Лакан, "во всем своем совершенстве" – это себя сознающее , все‑сознающее существо у Гегеля, это истина как не‑сокрытость, не‑потаенность (алетейя ) у Хайдеггера и т.п. [5] "Интроекция и перенос", Одесса, 1925, пер. Я.Когана. [6] Поэтому мне пришлось отказаться от привычного и устоявшегося словосочетания "картина (образ) мира в сознании", которое традиционно употребляется в психологии для обозначения модели мира. [7] Вряд ли покоится, скорее – активно проявляется. [8] Философские принципы такой метатеории сознания или естественнонаучной гносеологии сформулированы М.К.Мамардашвили и А.М.Пятигорским (см. 45). [9] Забегая вперед, хочу заметить, что призыв "(А ну ) сойди с пинакля (пожалуйста )!" является ведущим принципом во многих психотерапевтических школах, от фрейдовского психоанализа до логотерапии В.Франкла. [10] К примеру, большинство психологических теорий интуиции понимают ее именно так. Интуицию вообще часто считают бессознательным (в той или иной степени) феноменом. [11] По‑русски более точным переводом было бы “имитация“ или "подделка", но предложенный Ж.Бодрийяром (88) термин “симулякр“ уже прочно укоренился в постмодернистском дискурсе. [12] Хорошей литературной иллюстрацией такого мира является описанный Х.Л.Борхесом Тлён (см. его рассказ "Тлён, Укбар, Orbis Tertius" из сборника "Вымышленные истории"). [13] Универсум традиционно понимается в философии как "все сущее", "мир как целое". [14] Речь идет о переносе значения – метафоре, метонимии и др. оборотах речи (тропах), при которых слова и выражения приобретают переносный смысл. [15] Не психолингвистическую, а лингвопсихологическую, с упором на неявное в языке и бессознательное психическое в качестве дискурсивных приоритетов. [16] За исключением сравнительно немногочисленных ситуаций, в которых предметом речевой деятельности является собственно речевое высказывание – у ораторов, поэтов и писателей, ученых, психотерапевтов и др. Простое коммуникативное употребление речи почти всегда предполагает неречевую цель, при этом система речевых действий не выступает специальным предметом рефлексии говорящего или пишущего. [17] Это можно пояснить на конкретном примере. Возьмем фрагмент диалога: Иван: Вчера шел дождь, и я не смог прийти на спортплощадку. Петр: Это мне понятно. Оставляя в стороне прямое содержание высказывания Ивана, спросим: что понятно Петру? Что Иван не любит мокнуть? Что у Ивана нет зонтика, плаща и калош? Что Иван в дождливую погоду всегда навещает Елену? Что Иван вообще слабак и неженка? Что Иван чувствует себя виноватым и хочет оправдаться? Что в футбол под дождем не играют? При этом Иван реагирует на фразу Петра как на вполне понятную и редко когда поверяет свою гипотезу, руководствуясь ею в своем дальнейшем разговоре с Петром. — 138 —
|