Внутренний мир снаружи: Теория объектных отношений и психодрама

1. Виктор имел роль “отца” как один из своих внутренних “другой”-объектов; она присутствовала в его ролевом репертуаре и поэтому он был способен отождествить себя с внутренним отцом Джорджа. И хотя это не было его повседневной ролью (поскольку сам Виктор не имел детей), но он получил к ней доступ и наслаждался ролью “отца”.

2. Он проявил ролевую отзывчивость (Sandler, 1976) на проекцию Джорджа, но об этом мы поговорим более подробно в следующей главе.

3. Он также добавил в свою роль драматическую интерпретацию, создав нечто новое, не основанное исключительно на своем собственном внутреннем “отце” или на проекции на себя внутреннего “отца” Джорджа, поскольку нельзя полагать, что члены группы могут играть лишь то, что отвечает только их внутреннему миру или внутреннего миру протагониста.

По мере развития психодрамы директор должен был проверить, что Виктор играл “отца” Джорджа (как и должен поступать хороший помощник), а не экстернализовал на психодраматической сцене лишь своего собственного внутреннего “отца”, создав при этом нового, чужого для Джорджа отца.

“Теле” и выбор вспомогательного “я”

Тот факт, что у Виктора был отец, облегчило ему вхождение в роль отца Джорджа. Но почему Джордж попросил Виктора играть его отца, зная, что у этого мужчины даже не было детей? Видимо, главным было то, что каждый член группы в той или иной степени имел опыт общения со своим отцом. Что же касается процесса, посредством которого протагонист выбирает вспомогательные “я”, то он крайне сложен; если роль не является частью непосредственного ролевого репертуара выбранных “помощников”, им потребуется проявить немало творческих сил.

Морено понимал, что выборы, сделанные в жизни или в психодраматической группе, никогда не бывают случайными. Связи, которые люди образуют с другими людьми, разнообразны и крепки. Он полагал, что процесс выбора часто не предполагает наличие “переноса” (который сам Морено определял как “фактор, ответственный за диссоциацию и дезинтеграцию социальной группы”) или эмпатии, которые он считал “односторонними” чувствами, помогающими одному человеку понять другого или актеру — войти в роль. Он чувствовал, что в это вовлечены какие-то другие решающие факторы, и пытался найти

“...теоретические структуры для моих социометрических и психодраматических открытий. Ни перенос, ни эмпатия не могли удовлетворительно объяснить неожиданно появляющуюся связь социальной конфигурации или “сдвоенное” переживание в психодраматической ситуации... Я предположил [sic], что эмпатия и перенос являются частью более первичного и более общего процесса, “теле”... Я определил его как “объективный социальный процесс, функционирующий с переносом в качестве психопатологического продукта и эмпатией в качестве продукта эстетического”.